свидетельствует, что он есть нечто большее. В своем месте мы
учтем это важное свидетельство. Но не нужно сразу же отож-
дествлять его с простым, повсеместным присутствием в нас той
черты, в силу которой мы обладаем самосознанием; и протест
<эмпирической психологии> против гипостазирования и обогот-
ворения этой черты в известной мере вполне справедлив. Правда,
эмпирическая психология обыкновенно впадает в противополож-
ную крайность, просто отрицая такую особую инстанцию в соз-
нании и отождествляя самосознание с душевной жизнью. Внима-
тельное и беспристрастное самонаблюдение, думается, совершен-
но явственно говорит нам, что истина - посередине. Наше
<эмпирическое я> не есть совершенно исключительная, обособ-
ленная, высшая инстанция, но вместе с тем определенно отлича-
ется от душевной жизни вообще и занимает в ней особое место.
Выразить его своеобразие довольно трудно; здесь можно опять
лишь косвенными средствами побудить читателя самого вгля-
деться в это своеобразие и мысленно воспроизвести его перед
собой. Это <я> не есть чистое, абсолютное единство, абстрактная,
бессодержательная точка центра душевной жизни; оно сложно,
изменчиво и имеет определенное содержание. Оно есть именно
<ядро> душевной жизни, место, в котором общее душевной соз-
нание как бы сгущается и тем самым просветляется - централь-
ная часть пламени душевной жизни; и вместе с тем это цент-
ральное, наиболее светлое ядро имеет особое действенное зна-
чение: оно есть место, откуда ведется управление душевной
жизни, где как бы хранится направляющая энергия сознания.
Влечения и стремления присущи и душевной жизни; но хотения
и желания всегда исходят из нашего <я> и в качестве <созна-
тельных> волевых явлений явственно отделяются от слепых тя-
готений душевной жизни. Правда, мы и здесь должны остере-
гаться преувеличивать их значение. Мы уже видели, что <соз-
нательность> наших волевых действий часто есть лишь почетная
фикция, и что у грешного смертного <сознание> по большей
части находится в плену у слепой душевной жизни. Но и фикция
есть не ничто, а своеобразная реальность, и плененный вождь
остается почетным, т. е. высшим, лицом. Как лицемерие есть,
согласно известному изречению, дань, которую порок платит
добродетели, так и видимость сознательности в душевной жизни
есть все же форма (хотя и не глубокая, только внешняя),
в которой обнаруживается подчиненность душевной жизни на-
шему <я>.

К тому же явлению мы можем подойти и с другой стороны,
рассматривая самосознание не со стороны его самости, а с той
стороны, с которой оно есть сознание. Здесь в особенности нужно
оберегаться от подстерегающей нас опасности смешения понятий.
Самосознание не есть ни самопознание, ни познание своей ду-

шевной жизни, с которыми их так легко смешать. Оба эти
явления суть, подобно всякому познанию, виды предметного
сознания: в них то наше <я>, то наша душевная жизнь предстоит
нам как предмет, на который направлено или обращено наше
сознание. Нечто принципиально иное есть наше самосознание.
Когда мы говорим в жизни о самосознании (терминологию на-
учной литературы позволительно оставить здесь в стороне ввиду
ее неустановившегося характера)? Мы говорим о появлении <са-
мосознания> у ребенка, конечно, не тогда, когда он занят поз-
наванием своей душевной жизни или своего <я> (ни один нор-
мальный ребенок этим не занимается), а когда мы подметили
само непосредственное присутствие в его сознании момента <я>,
например, когда он впервые начал вообще употреблять слово
<я> или когда в нем так же непосредственно отделяется мир его
личности, как особое единство, от предметного мира (конечно,
без того, чтобы он в этом отдавал себе какой-либо разумный
отчет). Нормальный взрослый человек в бодрствующем состо-
янии всегда обладает самосознанием; но мы говорим здесь о раз-
личной силе самосознания, отличая, например, человека, на всех
действиях, чувствах, желаниях которого лежит яркий и сильный
отпечаток его личности, как единства, от человека, подобного
<зыблемой тростинке>, взгляды, оценки и действия которого не
выражают никакого устойчивого внутреннего единства, который
безволен, легко переносит обиды и т. п. Итак, что касается,
прежде всего, различия между самосознанием в этом смысле
и познанием своей душевной жизни (тем, что обычно зовется
<самоанализом>), то оно очевидно, и его легко выяснить на
примерах; так, сильная личность, налагающая на все свои мысли
и действия отпечаток своего <я>, как бы окрашивающая всю
свою жизнь в цвет своего <я>, противопоставляющая всем внеш-
ним и внутренним явлениям своей жизни властное <я так хочу,
я не могу иначе!>, т. е. обладающая явно выраженным самосоз-
нанием, может быть совершенно не склонной к <самосозерцанию>
и не обращать никакого внимания на свою внутреннюю душевную
жизнь. И напротив, какая-нибудь истерическая женщина, все-
цело подвластная слепым капризам своей душевной жизни и
почти не имеющая самосознания, как руководящей сознательной
инстанции жизни, по большей части бывает большим знатоком
своих ощущений, своих болезненных радостей и страданий и
проводит свое время в постоянных наблюдениях над своей дра-
гоценной особой. Что же касается самопознания, т. е. познания
именно своей личности как руководящего центра своей душевной
жизни, то оно принадлежит к редчайшим и высшим достиже-
ниям человеческого духа, доступным вообще только немногим.
И даже поскольку под самопознанием мы будем разуметь не
какое-либо действительное знание своего <я>, а лишь саму поз-

человеческих сознаний вневременной и идеальной, т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101