Материализм и даже позитивизм,
знающий только единичные душевные процессы во внешней зако-
номерности их обнаружений в предметном мире, психологически
объясним лишь этим незамечанием мира внутренней душевной
жизни. Казалось бы, на иной точке зрения должен стоять психолог,
задача которого есть изучение именно этого внутреннего мира.
Однако в отношении господствующей позиции психологии это
предположение не оправдывается. Не говоря уже о так называемых
психофизике и психофизиологии и сосредоточиваясь исключитель-
но на эмпирической психологии, легко заметить, что основой, как
бы остовом системы понятий, в которую укладываются ее наблю-
дения, является картина внешне-предметного, т. е. материального
мира. Говоря о душевных явлениях человека, она под <человеком>
мыслит прежде всего конкретный пространственный образ, т. е.
человеческое тело, в составе тоже телесной окружающей среды. И
душевная жизнь представляется каким-то маленьким мирком, за-
ключенным где-то внутри этого тела. Декарт помещал его
в шишковидную железу мозга, теперь принято его местопребы-
вание находить в более широких слоях головного, а может быть и
спинного мозга. И если душевная жизнь, таким образом, худо ли
или хорошо, пространственно локализована, то она тем более ло-
кализована во времени. Явления душевной жизни мыслятся, как
объективные процессы, т. е. как хронологически определимая сме-
на реальных событий, и главная задача психологии есть изучение
закономерности этой смены. Можно определить их длительность,
их связь с материальными процессами, порядок их смены и т. п.
Это значит: их можно приурочивать к определенным процессам
телесного мира (например, к движению часовой стрелки или к ас-
трономическим процессам). Вся совокупная область этих процессов
- психическая жизнь человечества - есть вообще лишь малый
отрезок и производное целостной биологической, а тем самым и
космической эволюции. Мы видим: сколь многого эмпирическая
психология ни достигала бы в описании состава и своеобразия ду-
шевной жизни, весь подход ее к этой области опирается на обычную
картину мира, которую называют наивным реализмом и которая
- как это полезно отметить в этой связи - есть обычно вместе
с тем наивный материализм. По сравнению с этой наивностью
позавидуешь и самым беспомощным сомнениям и усложнениям
так называемой теории познания! Замечательна при этом та
невинная беспечность, с которою психологи сочетают эту свою
позицию с философским образованием. Как совместима эта кар-
тина мира, в которой душевные явления выступают как спутники
или единичные проявления в рамках материально-предметного
бытия, хотя бы с тем общеизвестным фактом, что все это бытие,
с другой стороны, в качестве <моих представлений> есть содер-
жание моего сознания? Этот вопрос или вообще не ставится, или
же отклоняется удобной ведомственной ссылкой на необходимое
разделение научного труда (так начальник одного ведомства рав-
нодушно терпит величайшие, препятствующие его деятельности
непорядки, раз только ответственность за них может быть возло-
жена на другое, неподчиненное ему ведомство); или же - что,
пожалуй, еще хуже - единым духом исповедуются две прямо
противоположные общефилософские точки зрения - одна для гно-
сеологии, другая для психологии. Путаница понятий так велика,
что понадобилась, ведь, особенная проницательность ряда иссле-
дователей (Бергсона и некоторых немецких гносеологов), чтобы
уяснить, казалось бы, очевидную с первого взгляда несов-
местимость этого понимания душевной жизни, как маленькой
сферы явлений, приуроченной к определенному месту телесного
мира и подчиненной ему, - как с идеализмом, так и с реализмом.

Этому наивному натуралистическому пониманию явлений
душевной жизни мы противопоставляем здесь, на данной ступени
нашего исследования, не какую-либо теорию, а лишь иную
общую позицию в отношении душевной жизни. Мы должны на
время забыть о всяком предметном мире, о всем вообще объек-
тивном содержании нашего знания и лишь опытно воспринять
душевную жизнь, как таковую. Опытно же воспринять значит
здесь как бы идеально погрузиться в эту смутную, загадочную
стихию. Мы пытались с этой целью напомнить состояния полуд-
ремоты или аффекта, когда мы фактически как бы с головой
погружены в эту стихию, и отметили далее, что эта стихия
присутствует в нас и тогда, когда не все наше сознание занято
ею. Если мы теперь, как бы следуя зову этих указаний, поста-
раемся мысленно воссоздать эту стихию и подметить ее существо,
то нам станет очевидным, что в лице ее, как таковой, мы имеем
дело не с какими-либо отдельными процессами или явлениями
предметного, реального мира, а с какой-то безусловно новой
областью, как бы совершенно выпадающей из рамок предметного
мира и образующей целый особый мир. Во всяком знании самое
важное - это просто подметить особую реальность там, где мы
раньше ничего не видели. И вот это-то усилие мы должны здесь
сделать. Не будем судить о душевных явлениях приблизительно
так, как психиатр судит о странных переживаниях своих па-
циентом, -т. е. со стороны, исходя сами из совсем другого
мира; не побоимся сознавать их так, как сам душевнобольной
сознает свои - непонятные для других, но очевидные для него
самого - переживания, т. е. с точки зрения самого переживаю-
щего субъекта. Тогда не может быть и речи о том, что душевная
жизнь есть совокупность процессов, объективно совершающихся
во времени, локализованных в теле, и через эту двойную опре-
деленность приуроченных к определенным маленьким местам

объективно-предметного мира;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101