Таков последний, самый глубокий смысл, в каком, на осно-
вании факта духовной жизни, мы вправе утверждать, что каждая
душа есть <монада> - <малая вселенная>, <образ и подобие Бога>.
Ибо если в абсолютном всеединстве чистый субъект и объект, оза-
ряющий свет разума и озаряемая им картина объективного бытия
суть лишь производные, выделенные стороны первичного единства
абсолютной сверхвременной жизни, то и человеческая душа есть
в конечном итоге лишь обнаружение этой абсолютной жизни
в низшей сфере единичного душевного бытия, одною своею сторо-
ною ввергнутого в временной поток бытия и тем обособленного от
всеединства в его целостности; и две стороны этой жизни - жизнь
как слепое бытие или переживание и жизнь как свет знания -
суть именно лишь две, в низших формах душевной жизни обо-
собимые, но изнутри, в глубочайшем своем корне слитые стороны
первичного единства абсолютной жизни, возвышающейся над са-
мой противоположностью как между сознанием и бытием, так и
между субъективностью и объективностью, единичностью и над-
ындивидуальной общностью. В этом своем глубочайшем корне, че-
ловеческие души как носители или единства духовной жизни суть
не что иное, как отдельные излучения всеединства абсолютной
жизни, как таковой: как говорит гениальный Лейбниц, Бог вопло-
щает в отдельное существо или бытие определенное свое созер-
цание, и это существо есть душа человека

Теперь, прежде чем перейти к завершающей оценке духовной
жизни как особой формы или стадии жизни сознания, наряду с

Так же и у Плотина: индивидуальная душа в своей основе есть единичный
логос (творческое понятие) единого Духа: о-у>; еТ той УОО ц цеуоуста (Ч/УХЛ) .
Епп. IV, 3, 5 в конце.

ДУША ЧЕЛОВЕКА

ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ

душевной жизнью и лично-предметным сознанием, мы должны,
пользуясь итогами рассмотрения духовной жизни, уяснить соотно-
шение между единичностью, общностью и индивидуальностью
душевного бытия вообще. Это суть именно три разных момента
душевного бытия, которые должны быть и строго различены, и
уяснены со стороны своей взаимной связи. Мы уже отметили не-
состоятельность того обычного понимания внутреннего мира чело-
века, для которого он есть целиком нечто единичное и обособлен-
ное, и видели, что единичность душевного бытия совместима с его
общностью. Теперь мы должны систематически рассмотреть соот-
ношение между этими двумя сторонами, к которым, в качестве
особой, третьей стороны, присоединяется индивидуальность души.

Что касается, прежде всего, единичности или обособленности
внутреннего мира человека, то мы уже знаем ее источники: она
обусловлена, с одной стороны, тем, что душевная жизнь человека,
через ее связь с единичным телом, приурочена к особому прост-
ранственно-временному месту и питается особым и ограниченным
чувственным материалом ощущений, и, с другой стороны, тем,
что она управляется особой энтелехией, которая формирует чув-
ства и стремления человека и подбирает подходящий себе субъ-
ективный <предметный мирок>. В силу этого и интересы каждого
человека, и его предметное сознание суть нечто <субъективное>,
обособленное, единичное (<своя рубащка ближе к телу!> и <сколько
голов, столько умов!""). Но эта обсобленность и единичность не
только не исключает общности душевной жизни, но скорее
целиком на нее опирается. Подобно тому как единичность каких-
либо материальных предметов - скажем, отдельных икринок или
капель воды - не мешает им быть лишь разными экземплярами
одного и того же общего состава, так и единичность душевной
жизни совместима с общностью ее содержания. Именно в раздель-
ной, обособляющей нас на разные и даже противоборствующие
эгоистические существа чувственной жизни у каждого из нас нет
ничего неповторимо-оригинального, и все мы - лишь слепые,
бессильные орудия общих стихийных сил душевного бытия. Голод
и жажда, половое влечение, стремление к наслаждениям и боязнь
страдания, все вообще низшие страсти и стремления человека суть
проявления его общеродовой, в основе единой для всех природы.
Здесь в низшем смысле слова имеет силу правило: <ничто челове-
ческое мне не чуждо> (<человеческое, слишком человеческое>!).
Ибо, каково бы ни было здесь различие между единичными ду-
шевными мирами, все они суть лишь как бы незначительные
вариации на одну общую тему, несущественные видоизменения
одного родового содержания. Мы здесь объединены самим содер-
жанием разъединяющих нас страстей и ограниченностей; самый
факт существования общей психологии (и даже психопатологии
как описания общих уклонений от нормального содержания или

общих же типических видоизменений этого содержания или стро-
ения) есть свидетельство этой коренной общности душевной жизни.
Но кроме этой, чисто логической общности содержания обособлен-
ных единичных жизней, по большей части не доходящей до соз-
нания самих субъектов переживания, в душевной жизни есть и
иная общность, как бы прямо противостоящая ее единичности и
обособленности и противоборствующая ей. Биологическая психо-
логия уже давно отметила, наряду с <инстинктом самосохранения>,
и инстинкт <сохранения рода>, и при оценке сверхчувственно-во-
левой <души> нам уже пришлось столкнуться с внутренней сторо-
ной этой надындивидуальной (точнее: надъединичной) душевной
силы. Кроме общности эгоистических целей, которую так остро-
умно отметил еще Кант и в силу которой каждый хочет - для себя
- того же самого, чего хочет и другой, тоже лишь для себя, - в
нас есть и общность целей и душевных переживаний, которую мы
непосредственно переживаем и сознаем как возвышающуюся над
единичностью и раздельностью наших обособленных существ
общность жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101