Я уже
был возле доков, через дорогу от меня, за линией складов Ц море.
Я Ц не кто иной, как Артуро Бандини, величайший спринтер в истории аннало
в спортивной славы Америки. Гуч, могучий голландский чемпион, Сильвестр
Гуч, демон скорости из страны ветряных мельниц и деревянных башмаков, оп
ережал меня на пятьдесят футов Ц могучий голландец устроил мне забег вс
ей моей карьеры. Выиграю ли я? Такой вопрос задавали себе тысячи мужчин и ж
енщин, собравшиеся на трибунах, Ц в особенности женщины, поскольку сред
и спортивных писак я в шутку был известен как «женский бегун» в силу того,
что среди спортивных болельщиц был неимоверно популярен. Теперь же триб
уны ревели от неистовства. Женщины воздевали руки и умоляли меня победит
ь Ц ради Америки. Давай, Бандини! Давай, Бандини! Ох ты, Бандини! Как же мы те
бя любим! Женщины волновались, хотя беспокоиться не о чем. Ситуация под на
дежным контролем, и я это знал. Сильвестр Гуч уставал; он не мог выдержать
такого темпа. Я же приберегал себя для этих последних пятидесяти ярдов. Я
знал, что смогу разгромить его. Не бойтесь, мои дамы, все, кто любит меня, не
страшитесь! Честь Америки зависит от моей победы, я это знаю, и когда Амери
ка нуждается во мне, вы найдете меня на месте, в самой гуще борьбы, готовым
пролить свою кровь. Гордыми, прекрасными скачками я миновал пятидесятия
рдовую отметку. Господи, только посмотрите, как этот человек бежит! Визг р
адости из тысяч женских ртов. В десяти футах от финишной ленточки я ринул
ся вперед, прорвав ее за четверть секунды до могучего голландца. Трибуны
взревели от восторга. Вокруг собрались операторы кинохроники, умоляя ск
азать хоть несколько слов. Пожалуйста, Бандини, пожалуйста! Оп
ираясь на стену доков Американо-Гавайской компании, я хватал ртом возду
х и, улыбаясь, соглашался выступить перед парнями с заявлением. Приятная
компания, что и говорить.
Ц Я хочу передать привет моей маме, Ц прерывисто начал я, еще задыхаясь.
Ц Ты здесь, мама? Привет! Видите ли, джентльмены, когда я был мальчишкой ещ
е в Калифорнии, после школы я бегал разносить газеты по маршруту. А мама мо
я в то время лежала в больнице. Каждую ночь она была практически при смерт
и. Вот тогда-то я и научился бегать. Ужасно сознавать, что я могу потерять м
аму, не закончив с доставкой вилмингтонской «Газетт», поэтому я бежал, ка
к безумец, стараясь закончить маршрут, а потом мчался пять миль до больни
цы. Таковы были мои тренировки. Я хочу поблагодарить вас всех и еще раз пер
едать привет моей мамочке в Калифорнии. Привет, мам! Как там Билли и Тед? Со
бачка поправилась?
Смех. Перешептываются о моей простой природной скромности. Поздравлени
я.
Но в конечном итоге удовлетворения от победы над Гучем немного, хоть это
и великая победа. Запыхавшись, я уже устал быть олимпийским бегуном.
Все дело в женщине в фиолетовом пальто. Где она сейчас? Я поспешил обратно
к бульвару Авалон. Нигде никого не видно. Если не считать стивидоров в сле
дующем квартале да мотыльков, что кружатся возле уличных фонарей, бульва
р пуст.
Дурак! Потерял ее. Она исчезла навсегда…
Я начал кружить по кварталу. Вдали раздался лай полицейской собаки. Это Г
ерман. Про Германа я знал все. Пес почтальонов. Искренний пес: не только ла
ял, но и кусался. Однажды гнал меня много кварталов, сдирая у меня с лодыже
к носки. Я решил прекратить поиски. Все равно уже поздно. Как-нибудь в друг
ой раз, вечером, я ее отыщу. Завтра с утра пораньше надо быть на работе. И я д
винулся домой по Авалону.
Снова увидел табличку: «Платим Самые Высокие Цены За Старое Золото». Мен
я она тронула до глубины души, поскольку ее прочла она, женщина в фиолетов
ом пальто. Она видела и чувствовала все это: ломбард, стекло, витрину, стар
ье внутри. Она прошла по этой самой улице. Вот этот самый тротуар ощутил на
себе зачарованный груз ее веса. Она дышала этим воздухом и нюхала это мор
е. С запахом мешался дым ее сигареты. Ах, это просто слишком, просто слишко
м!
Возле банка я коснулся того места, о которое она зажгла спичку. Вот Ц на к
ончиках моих пальцев. Чудесно. Крошечная темная черточка. О черточка, теб
я зовут Клаудиа. О Клаудиа, я люблю тебя. Я поцелую тебя, чтобы доказать сво
ю преданность. Я огляделся. На два квартала в обе стороны Ц никого. Я нагн
улся и поцеловал темную черточку.
Я люблю тебя, Клаудиа. И умоляю выйти за меня замуж. Мне в жизни больше ниче
го не важно. Даже труды мои, эти тома, предназначенные Вечности, Ц они нич
его не значат без тебя. Выходи за меня, иначе я пойду к докам и прыгну в море
вниз головой. И я снова поцеловал темную черточку.
И тут с ужасом заметил, что весь фасад банка покрыт точно такими же темным
и черточками и полосами от тысяч и тысяч спичек. Я сплюнул в отвращении.
Ее след должен быть уникальным Ц нечто вроде ее самой, простое и в то же в
ремя таинственное, такая черточка от спички, какой мир до сих пор не знал.
Я отыщу ее, даже если придется искать вечно. Ты слышишь меня? Навеки вечно.
Пока не состарюсь, я буду стоять здесь, все ища и ища таинственную черточк
у своей любви. Меня никто не разубедит. Итак, начинаю: вся жизнь или один ми
г Ц какая разница?
Не прошло и двух минут, как я ее нашел. Я был уверен в ее происхождении. Малю
сенькая черточка, такая слабая, что почти незаметна. Только она могла так
чиркнуть спичкой. Чудесно. Крохотная черточка с едва различимым намеком
на росчерк в конце, хвостик художества, будто змея изготовилась к броску.

Между тем кто-то приближался. Я уже слышал шаги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54