Я выпл
юнул ее вперед, потом аккуратно раздавил пяткой. Через плечо оглянулся. П
оразительно. Она по-прежнему горела, в тумане завивался слабый дымок. Я пр
ошел квартал, размышляя об этой сигарете. Она еще жила. Мне было больно от
того, что она все еще тлела. Зачем ей до сих пор гореть? Почему не погасла? Ду
рное предзнаменование, быть может. Почему я должен отказывать этой сигар
ете в праве вступить в царство сигаретных духов? Почему позволяю тлеть и
так жалко страдать? К этому ли я пришел? Неужели я такое ужасное чудовище,
что отказываю сигарете в законной кончине?
Я поспешил обратно. Вот она.
Я размазал ее в бурую массу.
Ц Прощай, дорогая моя сигарета. Мы встретимся вновь Ц в раю.
И я пошел дальше. Туман лизал меня множеством холодных языков. Я застегну
л кожаную куртку Ц всю, кроме последней пуговицы.
А почему бы и эту последнюю не застегнуть? Это меня разозлило. Застегнуть
или оставить расстегнутой, на посмешище всему пуговичному миру, такую бе
сполезную пуговицу? Оставлю расстегнутой. Нет, застегну. Да, расстегну.
Я не сделал ни того, ни другого. А вместо этого принял поистине соломоново
решение. Я содрал ее с воротника и швырнул на мостовую.
Ц Прости, пуговица. Мы долго были друзьями. Часто касался я тебя своими п
альцами, а ты грела меня в холодные ночи. Прости меня за то, что я сделал. Мы
тоже встретимся в раю.
Возле банка я остановился и увидел царапины от спичек на стене. Чистилищ
е спичечных черточек, их наказание за жизнь без души. Только одна черточк
а здесь обладала душою Ц только одна, проведенная женщиной в фиолетовом
пальто. Остановиться и нанести ей визит? Или пройти мимо?
Остановлюсь.
Нет, пойду дальше.
Нет, остановлюсь.
Нет, не буду.
Да и нет.
Да и нет.
Я остановился.
Я отыскал ту царапину, которую оставила она, та женщина в фиолетовом паль
то. Как же прекрасна эта черточка! Какое художественное мастерство в рос
черке! Какая экспрессия! Я зажег спичку: длинная тяжелая борозда. Затем ма
кнул горящей серой в ту черточку, что осталась от женщины. Спичка приклеи
лась к стене, оставшись торчать.
Ц Я соблазняю тебя. Я люблю тебя и публично отдаю тебе всю свою любовь. Ка
к же тебе повезло!
Моя спичка цеплялась к ее художественному росчерку. Потом упала, когда с
ера остыла. Я пошел дальше могучим парадным шагом Ц завоеватель, покори
вший редкую душу спичечной черточки.
Но отчего же спичка остыла и отвалилась? Вот что не давало мне покоя. Меня
охватила паника. Почему это произошло? Чем я такое заслужил? Я Ц Бандини,
писатель. Почему же спичка меня так подвела?
В гневе я заспешил обратно. Нашел спичку там, куда она упала на тротуар, хо
лодную и мертвую для всего остального мира. Я поднял ее.
Ц Почему же ты упала? Зачем оставила меня в час моего триумфа? Я Ц Артуро
Бандини, могучий писатель. Что же ты сделала со мной?
Нет ответа.
Ц Говори! Я требую объяснений. Ни слова.
Ц Очень хорошо. У меня не остается выбора. Я должен тебя уничтожить.
С хрустом я разломил ее надвое и швырнул в канаву. Она приземлилась возле
другой спички, несломанной, очень симпатичной спички с мазком голубой се
ры вокруг шеи Ц весьма светской и изощренной спички. И рядом лежала моя
Ц униженная, с переломанным хребтом.
Ц Ты позоришь меня. Вот за это ты действительно будешь страдать. Я оставл
ю тебя на посмешище всему спичечному королевству. Теперь все спички буду
т видеть тебя и отпускать презрительные колкости. Так тому и быть. Бандин
и сказал свое веское слово. Бандини, могучий мастер пера.
Но через полквартала это мне показалось ужасно несправедливым. Бедная с
пичка! Жалкий мой дружок! Необязательно все это было делать. Она так стара
лась. Я знал, каково ей там. Я вернулся и забрал ее. Положил в рот и изжевал в
пульпу.
Теперь все остальные спички ее попросту не признают. Я выплюнул спичку н
а ладонь. Вот лежит она, сломленная и размолотая, уже в состоянии разложен
ия. Прекрасно! Чудесно! Диво распада. Бандини, поздравляю тебя! Вот тут ты с
овершил чудо. Ты ускорил вечные законы и поторопил возвращение к первоис
точнику. Молодец, Бандини! Замечательная работа. Мощно. Истинный бог, могу
чий сверхчеловек; повелитель жизни и литературы.
Я миновал бильярдную «Экме», подошел к ломбарду. Сегодня лавка работала.
Витрина оставалась той же самой, что и три недели назад, когда она туда заг
лядывала, та женщина в фиолетовом пальто. А вот и табличка: «Платим Самые В
ысокие Цены За Старое Золото».
И все это нахлынуло на меня с той самой, давней ночи, когда я разгромил Гуч
а в полумильном забеге и так достославно вырвал победу для Америки. А где
же теперь он, Гуч, Сильвестр Гуч, этот могучий голландец? Старина Гуч! Не ск
оро забудет он Бандини. Великим бегуном ведь был, почти равным Бандини. Чт
о будет рассказывать он внукам! Когда мы встретимся вновь в какой-нибудь
иной земле, уж мы поговорим о старых добрых временах, Гуч и я. Но где же он те
перь, этот удар голландской молнии? Вне всякого сомнения, снова в Голланд
ии, поигрывает там своими ветряными мельницами, тюльпанами и деревянным
и башмаками, этот богатырь, почти равный Бандини, ждет смерти, весь перепо
лненный сладкими воспоминаниями, Бандини поджидает.
А она где Ц моя женщина той яркой ночи? Ах, туман, веди же меня к ней. Мне пре
дстоит многое забыть. Прими меня к себе, текущая вода, туманная, словно сам
а душа, и отнеси меня в объятья той женщины с белым лицом. «Платим Самые Вы
сокие Цены За Старое Золото». Слова эти врезались глубоко в ее зрачки, глу
боко в ее нервы, глубоко в разум ее, глубоко в черноту ее мозга за этим белы
м лицом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54