Так и должно было случиться. Мы спускались со стольких тротуаров, чт
о я не понимал, почему бы ей просто не сесть на обочину и не подержать мою г
олову на коленях, пока я забудусь. Такого шанса мне больше никогда бы не вы
пало.
Эта старушка с согбенной спиной! Старушка, я так радостно чувствую боль т
вою. Попроси меня о чем-нибудь, старушка, попроси! О чем угодно. Умирать лег
ко. Так и сделай. Плакать легко, подними юбку свою и дай мне выплакаться, и п
усть слезы мои омоют тебе ноги, чтобы поняла ты: я знаю, как с тобою обошлас
ь жизнь, поскольку спина моя тоже согбенна, но сердце мое цело, слезы вкусн
ы, любовь моя Ц вся твоя, чтобы дать тебе такую радость, какую Господь не с
мог. Умирать так легко, и можешь взять мою жизнь, если пожелаешь, ты, старуш
ка, ты принесла мне такую боль, правда-правда, я для тебя все, что угодно, сд
елаю, умру за тебя, кровь моих восемнадцати лет забурлит по сточным канав
ам Вилмингтона прямиком к морю для тебя, только для тебя, чтоб ты обрела та
кую же радость, какую сейчас обрел я, и распрямилась, избавившись от ужаса
этого горба.
Я оставил старуху у ее дверей.
Деревья подрагивали от жары. Облака смеялись. Голубое небо приподняло ме
ня. Где я? Это действительно Вилмингтон, штат Калифорния? Разве я не был зд
есь раньше? Мелодия вела мои ноги. Воздух взмывал ввысь с Артуро внутри, вд
увая и выдувая его, делая его и чем-то, и ничем. Сердце мое все смеялось и см
еялось. Прощайте, Ницше и Шопенгауэр, и все остальные, дураки. Я более вели
к, чем все вы, вместе взятые! По венам моим струилась музыка крови. Надолго
ли? Не могло это быть надолго. Надо спешить. Но куда? И я побежал к дому. И вот
я дома. Книгу я забыл в парке. Ну ее к черту. Никаких больше книг. Я поцеловал
маму. Я крепко к ней прижался. На колени упал я к ее ногам целовать ей ноги,
вцепился ей в лодыжки так, что ей, наверное, больно стало, и изумил ее тем, чт
о делаю это я.
Ц Прости меня, Ц говорил я. Ц Прости меня, прости меня.
Ц Тебя? Ц спросила она. Ц Конечно, прощу. А за что?
Ахх! Какая глупая женщина! Откуда я знаю, за что? Ах! Ну и мать. Странность ми
новала. Я поднялся. Чувствовал я себя полным придурком. Я вспыхнул, будто в
ванне холодной крови. Что это было? Я не шал. Стул. Я обнаружил его на другом
конце комнаты и сел. Мои руки. Они мешали; дурацкие руки! Проклятые руки! Я с
ними что-то сделал, убрал их куда подальше. Дыхание. Оно шипело от ужаса и с
траха перед чем-то. Сердце. Оно больше не рвалось у меня в груди, но съежило
сь, уползло поглубже во тьму внутри меня. Мать. Наблюдала за мной в панике,
боялась слово молвить, считала меня безумцем.
Ц Что такое? Артуро! Что случилось?
Ц Не твое дело.
Ц Доктора позвать?
Ц Ни за что.
Ц Ты так странно себя ведешь. Тебе больно?
Ц Не разговаривай со мной. Я думаю.
Ц Но в чем дело?
Ц Тебе не понять. Ты женщина.

Восемь

Дни ползли. Прошла неделя. Мисс Хопкинс работала в библиотеке каждый ден
ь, парила на белых ногах в складках просторных платьев среди атмосферы к
ниг и прохладных мыслей. Я наблюдал. Я был как ястреб. Что бы ни делала она, о
т меня это не ускользало.
Затем настал великий день. Ах, что за день настал!
Я следил за нею из теней сумрачных стеллажей. Она стояла за своей конторк
ой, держа в руках книгу, как солдат, Ц плечи развернуты, читала ее, лицо так
ое серьезное и такое мягкое, серые глаза следовали проторенными тропами
строк, одна за другой. Мои же глаза Ц такие ищущие и такие голодные, что ис
пугали ее. Внезапно мисс Хопкинс подняла голову: лицо ее побелело, как от п
отрясения, как от чего-то кошмарного подле нее. Я увидел, как она облизнул
а губы, и отвернулся. Через некоторое время посмотрел опять. Словно по вол
шебству. И опять она вздрогнула, тягостно оглянулась, коснулась длинными
пальцами горла и продолжала читать. Еще несколько мгновений Ц и я снова
посмотрел. Она по-прежнему держала эту книгу. Но что за книга? Этого я не зн
ал, но был обязан получить ее, чтобы глаза мои скитались по тем же тропам, к
акими следовали ее глаза до меня.
Снаружи стоял вечер, солнце полосатило золотом полы. На белых ногах, несл
ышных, точно призраки, она пересекла читальный зал и подняла шторы на окн
ах. В правой руке у нее раскачивалась книга, терлась о платье, когда мисс Х
опкинс шла, Ц в самих ее руках, в бессмертных белых руках мисс Хопкинс, пр
ижималась к теплой мягкой белизне цепких пальцев.
Что за книга? Я должен ее иметь! Боже, как я хотел ее, держать, целовать, приж
имать к груди, ту книгу, еще свежую после пальцев ее, может, и отпечаток ее т
еплых пальцев на ней будет. Кто знает? Может, она пальцами потеет, когда чи
тает. О диво! Тогда отпечаток точно останется. Я должен ее получить. Я буду
ждать ее вечно. И вот поэтому я ждал до семи часов и видел, как мисс Хопкинс
держит эту книгу, подмечал точное положение ее дивных пальцев, таких тон
ких и белых, рядом с самим корешком, не больше чем в дюйме от низа, и аромат д
ухов ее, быть может, впитывается в эти самые страницы и достанется через н
их мне.
Пока она ее не дочитала наконец. Понесла к стеллажам и сунула в щель полки
с биографиями. Я прошаркал мимо в поисках, чего бы почитать, чем бы стимули
ровать ум, сегодня что-нибудь вроде биографии, что-нибудь типа какой-ниб
удь великой личности, которая меня вдохновит, возвысит мою жизнь.
Ха, вот она! Прекраснейшая книга изо всех, виденных мною, крупнее остальны
х на этой полке, сама королева биографий, принцесса литературы Ц книга в
синем переплете. «Екатерина Арагонская». Так вот оно что! Одна королева ч
итает о другой Ц что может быть естественнее?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54