По физиономии пошли пятна. Он взглянул на свою рубашку и смах
нул махры сигаретного пепла. И поднял на меня глаза.
Ц Тебе сейчас лучше? Ц спросил он. Я ответил:
Ц А тебе какое дело? Ты филипино. Вас, филиппинцев, не тошнит, потому что вы
привыкли к этой жиже. А я писатель, мужик! Американский писатель, мужик! Не
филиппинский писатель. Я не на Филиппинских островах родился. Я родился
вот тут, в старых добрых США, под звездами и полосами.
Он пожал плечами: все, что я говорил, не имело для него никакого смысла.
Ц Мой не писатель, Ц улыбнулся он. Ц Нет-нет-нет. Я родился Гонолулу.
Ц Вот именно! Ц воскликнул я. Ц Вот в чем разница. Я пишу книги, приятель.
А вы, азиаты, чего ожидали? Я пишу книги на родном языке, на английском. Я теб
е не склизкий азиат. В третий раз он спросил:
Ц Сейчас тебе лучше?
Ц А ты как думал? Я пишу книги, дурень ты! Тома?! Я тебе не в Гонолулу родился
. Я родился здесь, в старой доброй Южной Калифорнии.
Он щелчком отправил окурок через всю уборную в желоб. Бычок ударился о ст
ену, рассыпался искорками и упал, но не в желоб, а прямо на пол.
Ц Я пошел, Ц сказал он. Ц Ты скоро придешь, нет?
Ц Дай мне сигарету.
Ц Нету ничего. Ц И он направился к двери. Ц Не осталось. Последняя.
Но из кармана рубашки у него выпирала пачка.
Ц Желтый филиппинский врун, Ц сказал я. Ц А это что?
Он ухмыльнулся, вытащил пачку и протянул мне сигарету. Дешевка, по десять
центов за штуку. Я оттолкнул его руку.
Ц Филиппинские сигареты. Нет уж, спасибо. Не для меня.
Его это устраивало.
Ц Увидимся, Ц сказал он.
Ц Если я тебя увижу первым, тогда нет.
Он ушел. Я слышал хруст гравия на дорожке, по которой он шел прочь. Я осталс
я один. Его бычок валялся на полу. Я оборвал подмокшие края и выкурил его д
о самых пальцев. Когда держать его стало уже совсем невозможно, я уронил е
го на пол и раздавил каблуком. Вот тебе! И я размял его так, что осталось тол
ько бурое пятно. Вкус у окурка отличался от обычных сигарет: почему-то бол
ьше филиппинца, чем табака.
В уборной было прохладно: еще бы Ц столько воды все время по желобу течет
. Я подошел к окошку и расслабился, уперев лицо в ладони, наблюдая, как днев
ное солнце прорезает в пыли серебристый брусок. Окно затянуто проволочн
ой сеткой с дюймовыми ячейками. Я думал о «Черной Дыре Калькутты»
В 1756 году бенгальск
ий набоб Сурадж-уд-Дула осадил Калькутту и загнал 146 англичан, не успевших
бежать из города, в караульное помещение 18x14 футов, в котором было лишь два
вентиляционных отверстия. На следующий день, 21 июня, пленников выпустили.
В живых осталось 23 человека.
. Английские солдаты умирали в помещении не больше этого. Но то была
совершенно другая комната. Здесь больше вентиляции. Я все время думал ли
шь о том случае. Ни к чему больше это никакого отношения не имело. Все мале
нькие комнаты напоминали мне «Черную Дыру Калькутты», а она приводила на
память Маколея. И вот я стоял у окна и думал о Маколее. Вонь стала сносной; п
ротивно, однако я уже привык. Я проголодался, но аппетита не было, а о еде я д
умать не мог. Мне снова предстояло столкнуться с этими парнями в цехе. Я по
шарил глазами в поисках еще одного бычка, но ничего не обнаружил. Потом вы
шел на улицу.
К умывальнику мне навстречу шли три мексиканки. Только что вынырнули из
разделочного цеха. Я свернул за угол, вдавленный так, словно туда въехал г
рузовик. Девчонки заметили меня, я Ц их. Они шли прямо по середине дорожки
. Склонились друг к другу и зашептались. Говорили: вот, опять этот писатель
идет Ц или что-нибудь вроде.
Я подтянулся поближе. Девчонка в сапогах кивнула в мою сторону. Когда я по
дошел, они разулыбались. Я улыбнулся в ответ. Между нами оставалось десят
ь футов. Я чувствовал эту девчонку в сапогах. Потому что ее вздернутые гру
ди Ц они так меня взволновали, вдруг, но это ерунда, вспыхнуло и пропало, о
б этом мотом можно подумать. Я остановился посреди дорожки. Расставил по
шире ноги и преградил им путь. Они испуганно замедлили шаг: писатель что-т
о замыслил. Девчонка в чепчике взволнованно заговорила с девчонкой в сап
огах.
Ц Пошли назад, Ц сказала девчонка в сапогах.
Я вновь почувствовал ее и решил, что как-нибудь в следующий раз уделю ей г
ораздо больше внимания. Затем третья, курившая сигарету, быстро и резко п
роизнесла что-то по-испански. Теперь все трое надменно вскинули головы и
двинулись ко мне. Я обратился к девчонке в сапогах. К самой хорошенькой. Об
остальных не стоило и говорить: они значительно уступали той, что в сапог
ах.
Ц Так-так-так, Ц сказал я. Ц Приветствую трех славных филиппинских дев
чушек!
Они вовсе не были филиппинками, ни в малейшей степени, и я это знал, и они зн
али, что я это знаю. Они высокомерно прошествовали мимо, задрав носы. Пришл
ось уступить дорогу, а то бы меня столкнули. У девчонки в сапогах белые рук
и; изгибались гладко, словно молочная бутылка. Но вблизи я заметил, что она
уродлива, вся в крохотных лиловых прыщиках и с мазками пудры на горле. Как
ое разочарование. Она обернулась и состроила мне гримасу: высунула розов
ый язык и наморщила нос.
Вот так сюрприз. Я даже обрадовался, поскольку я специалист по ужасным ро
жам. Я оттянул вниз веки, оскалил зубы и растянул щеки. Моя рожа вышла гора
здо ужаснее. Девчонка пятилась лицом ко мне, высунув розовый язычок и гри
масничая, Ц но все ее физиономии были вариациями с языком. А у меня кажда
я новая рожа получалась все лучше и лучше. Две другие девчонки шли вперед
не оглядываясь. Сапоги девчонке в сапогах были слишком велики:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54