По его мнению, смерть сэра Дэнверса более чем искупалась исчез-
новением мистера Хайда. Для доктора Джекила теперь, когда он освободился
от этого черного влияния, началась новая жизнь. Дни его затворничества
кончились, он возобновил отношения с друзьями, снова стал их желанным
гостем и радушным хозяином; а если прежде он славился своей благотвори-
тельностью, то теперь не меньшую известность приобрело и его благочес-
тие. Он вел деятельную жизнь, много времени проводил на открытом возду-
хе, помогал страждущим - его лицо просветлело, дышало умиротворенностью,
как у человека, обретшего душевный мир в служении добру. Так продолжа-
лось два месяца с лишним.
Восьмого января Аттерсон обедал у доктора в тесном дружеском кругу -
среди приглашенных был Лэньон, и хозяин все время посматривал то "а од-
ного, то на другого, совсем как в те дни, когда они все трое были нераз-
лучны. Двенадцатого января, а затем и четырнадцатого дверь доктора Дже-
кила оказалась для нотариуса закрытой. "Доктор не выходит, - объявил
Пул, - и никого не принимает". Пятнадцатого мистер Аттерсон сделал еще
одну попытку увидеться с доктором, и снова тщетно. За последние два ме-
сяца нотариус привык видеться со своим другом чуть ли не ежедневно, и
это возвращение к прежнему одиночеству подействовало на него угнетающе.
На пятый день он пригласил Геста пообедать с ним, а на шестой отправился
к доктору Лэньону.
Тут его, во всяком случае, приняли, но, войдя в комнату, он был пот-
рясен переменой в своем друге. На лице доктора Лэньона ясно читался
смертный приговор. Розовые щеки побледнели, он сильно исхудал, заметно
облысел и одряхлел, и все же нотариуса поразили не столько эти признаки
быстрого телесного угасания, сколько выражение глаз и вся манера дер-
жаться, свидетельствовавшие, казалось, о том, что его томит какой-то не-
избывный тайный ужас. Трудно было поверить, что доктор боится смерти, но
именно это склонен был заподозрить мистер Аттерсон. "Да, - рассуждал но-
тариус, - он врач и должен понимать свое состояние, должен знать, что
дни его сочтены, и у него нет сил вынести эту мысль". Однако в ответ на
слова Аттерсона о том, как он плохо выглядит, Лэньон ответил, что он об-
речен, и сказал это твердым и спокойным голосом.
- Я перенес большое потрясение, - сказал он. - И уже не оправлюсь.
Мне осталось лишь несколько недель. Что же, жизнь была приятной штукой,
мне она нравилась; да, прежде она мне очень нравилась. Теперь же я думаю
иногда, что, будь нам известно все, мы радовались бы, расставаясь с ней.
- Джекил тоже болен, - заметил нотариус. - Вы его видели?
Лицо Лэньона исказилось, и он поднял дрожащую руку.
- Я не желаю больше ни видеть доктора Джекила, ни слышать о нем, -
сказал он громким, прерывающимся голосом. - Я порвал с этим человеком и
прошу вас избавить меня от упоминаний о том, кого я считаю умершим.
- Так-так! - произнес мистер Аттерсон и после долгой паузы спросил: -
Не могу ли я чем-нибудь помочь? Мы ведь все трое - старые друзья,
Лэньон, и новых уже не заведем.
- Помочь ничем нельзя, - ответил Лэньон. - Спросите хоть у него само-
го.
- Он отказывается меня видеть, - сказал нотариус.
- Это меня не удивляет. Когда-нибудь после моей смерти, Аттерсон, вы,
может быть, узнаете все, что произошло. Я же ничего вам объяснить не мо-
гу. А теперь, если вы способны разговаривать о чем-нибудь другом, то ос-
тавайтесь - я очень рад вас видеть, но если вы не В силах воздержаться
от обсуждения этой проклятой темы, то, ради бога, уйдите, потому что я
этого не вынесу.
Едва вернувшись домой, Аттерсон сел и написал Джекилу, спрашивая, по-
чему тот отказывает ему от дома, и осведомляясь о причине его прискорб-
ного разрыва с Лэньоном. На следующий день он получил длинный ответ, на-
писанный очень трогательно, но местами непонятно и загадочно. Разрыв с
Лэньоном был окончателен. "Я ни в чем не виню нашего старого друга, -
писал Джекил, - но я согласен с ним: нам не следует больше встречаться.
С этих пор я намерен вести уединенную жизнь - не удивляйтесь и не сомне-
вайтесь в моей дружбе, если теперь моя дверь будет часто заперта даже
для вас. Примиритесь с тем, что я должен идти моим тяжким путем. Я нав-
лек на себя кару и страшную опасность, о которых не могу говорить. Если
мой грех велик, то столь же велики и мои страдания. Я не знал, что наш
мир способен вместить подобные муки и ужас, а вы, Аттерсон, можете об-
легчить мою судьбу только одним: не требуйте, чтобы я нарушил молчание".
Аттерсон был поражен: черное влияние Хайда исчезло, доктор вернулся к
своим прежним занятиям и друзьям, лишь неделю назад все обещало ему бод-
рую и почтенную старость, и вдруг в один миг дружба, душевный мир, вся
его жизнь оказались погубленными. Такая огромная и внезапная перемена
заставляла предположить сумасшествие, однако поведение и слова Лэньона
наводили на мысль о какой-то иной причине.
Неделю спустя доктор Лэньон слег, а еще через две недели скончался.
Вечером после похорон, чрезвычайно его расстроивших, Аттерсон заперся у
себя в кабинете и при унылом свете свечи достал конверт, адресованный
ему и запечатанный печаткой его покойного друга. "Личное. Вручить только
Г. Дж. Аттерсону, а в случае, если, он умрет прежде меня, сжечь, не
вскрывая" - таково было категорическое распоряжение на конверте, и испу-
ганный нотариус не сразу нашел в себе силы ознакомиться с его содержи-
мым. "Я похоронил сегодня одного друга, - думал он. - Что, если это
письмо лишит меня и второго?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112