Эти робкие колебания придали
мне смелости, и я сделал еще один шаг вперед, а потом дружески закивал и
замахал рукой незнакомцу, подбодряя его. Нетрудно было догадаться, что
потерпевший крушение слышал мало хорошего о гостеприимстве наших остро-
вов, да и правду сказать, в то время у людей, живших дальше к северу,
слава была самая скверная.
- Он черный! - воскликнул я вдруг.
И в то же мгновение рядом со мной раздался голос, который я узнал
лишь с трудом, - мой дядя разразился проклятиями, мешая их со словами
молитвы. Я оглянулся на него: он упал на колени, лицо его исказилось от
муки, и по мере того, как незнакомец приближался к нам, голос дяди ста-
новился все пронзительнее, а ярость его красноречия удваивалась. Я наз-
вал эти крики молитвой, но, право же, никогда еще Творцу не доводилось
слышать из уст одного из его созданий столь бессвязных и непристойных
речей - если молитва может быть грешной, то безумные излияния дяди были
греховны. Я подбежал к нему, схватил его за плечи и заставил встать.
- Замолчите! - сказал я. - Почитайте бога если не деяниями, то хотя
бы словами. На том самом месте, где вы преступили его заповедь, он посы-
лает вам средство искупления. Вперед! Воспользуйтесь им: как отец, при-
ветствуйте бедняка, который, дрожа, взывает к вашему милосердию.
И я попытался увлечь дядю навстречу чернокожему, но он повалил меня
наземь, вырвался из моих рук, оставив в них лацкан своей куртки, и быст-
рее оленя помчался вверх по склону. Я с трудом поднялся на ноги, весь в
синяках и несколько оглушенный. Негр в удивлении - или, быть может, в
ужасе - остановился на полпути между мной и разбитым кораблем, а дядя
тем временем был уже далеко и по-прежнему с отчаянной быстротой перепры-
гивал с камня на камень; два разных долга призывали меня в разные сторо-
ны, и я на миг заколебался, не зная, какому зову последовать. Однако я
решил - и молю бога, чтобы решение это было правильным, - в пользу бед-
няги на берегу; он-то, во всяком случае, не был виноват в своем нес-
частье, и к тому же ему я мог оказать истинную помощь, а дядю к этому
времени я уже считал неизлечимым и страшным безумцем. Поэтому я пошел
навстречу негру, который ожидал меня, скрестив руки на груди, с видом
человека, готового принять уготованную ему участь. Когда я приблизился,
он поднял руку величественным жестом священника на кафедре и голосом,
также напоминавшим голос священника, произнес несколько слов, увы, мне
непонятных. Я заговорил с ним поанглийски, а потом на гэльском языке, но
напрасно - было ясно, что нам придется положиться на язык взглядов и
жестов. Поэтому я сделал ему знак следовать за мной, и он подчинился с
торжественным смирением, словно низложенный король, а на его лице все
это время не отражалось ничего - ни тревоги, пока он ожидал, ни облегче-
ния теперь, когда он убедился, что опасения его были напрасны. Если я не
ошибся в моей догадке и он действительно был чьим-то рабом, мне остава-
лось только заключить, что у себя на родине он занимал высокое положе-
ние, но и в его падении я не мог не восхищаться им. Когда мы проходили
мимо могилы, я остановился и поднял глаза и руку к небу в знак печали и
уважения к мертвым, а он, словно в ответ, низко поклонился и широко раз-
вел руками - этот странный жест был ему привычен и, наверное, принят в
его стране. Затем он указал на моего дядю, который как раз добрался до
вершины холма, и коснулся пальцем лба, давая понять, что перед нами су-
масшедший.
Я выбрал длинный путь берегом, боясь, как бы дядя не впал в исступле-
ние, если мы пойдем напрямик через остров, и пока мы шли, я успел обду-
мать небольшую, пантомиму, с помощью которой намеревался успокоить мою
тревогу. И вот, остановившись на камне, я принялся изображать перед нег-
ром поступки человека, который накануне искал что-то в Песчаной бухте,
сверяясь с компасом. Он сразу же меня понял и, в свою очередь, обозна-
чил, где была шлюпка, а потом указал в сторону моря, словно на шхуну, и
на край утесов, повторяя при этом слова "Эспирито Санто" со странным
произношением, но достаточно внятно. Следовательно, мои заключения были
справедливы. Притворные исторические розыски служили лишь ширмой для по-
исков сокровищ, и человек, обманувший доктора Робертсона, был тем самым
иностранцем, который приезжал в Гризепол весной, а теперь вместе со мно-
гими другими лежал мертвый под аросским Гребнем, куда их привела алч-
ность и где волны будут вечно играть их костями. Тем временем негр про-
должал свой безмолвный рассказ и то поглядывал на небо, словно следя за
приближением бури, то в роли матроса махал остальным со шлюпки, поторап-
ливая их, то изображал офицера и бежал по скалам к шлюпке, то, наконец,
наклонялся над воображаемыми веслами с видом озабоченного гребца - и все
с такой торжественной серьезностью, что мне ни разу и в голову не пришло
засмеяться. В заключение с помощью пантомимы, которую невозможно пере-
дать словами, он показал, как сам ушел осмотреть обломки неизвестного
корабля и, к своему горю и негодованию, был покинут товарищами на берегу
бухты. Затем он вновь скрестил руки на груди и склонил голову, словно
смиряясь с судьбой.
Теперь, когда тайна его присутствия на острове объяснилась, я с по-
мощью рисунка на песке сообщил ему, что случилось со шхуной и всеми, кто
был на ее борту. Он не выразил ни удивления, ни печали, но, внезапно
подняв ладонь кверху, казалось, предал своих бывших друзей или хозяев на
волю божью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112