- Ну, черт в бутылке, - промолвил Кэаве, - верни мне мои пятьдесят
долларов.
И что же - едва произнес он эти слова, как карман его снова стал так
же тяжел, как прежде.
- Это и в самом деле чудесная бутылка, - сказал Кэаве.
- А теперь прощай, приятель! - сказал человек. - Проваливай отсюда, и
дьявол с тобой!
- Постой! - сказал Кэаве. - Хватит с меня этих шуток. На, бери обрат-
но свою бутылку.
- Ты заплатил за нее меньше, чем я, - заметил человек, потирая руки,
- и теперь это твоя бутылка. А мне нужно только одно: побыстрей увидеть
твою спину. - И с этими словами он позвонил своему слуге-китайцу, и тот
выпроводил Кэаве из дома.
Очутившись на улице с бутылкой под мышкой, Кэаве принялся размышлять:
"Если все, что этот человек говорил, - правда, я, кажется, опростово-
лосился. Но, может, он просто дурачил меня?"
Тут Кэаве прежде всего пересчитал свои деньги: ровно сорок девять
американских долларов и одна чилийская монета.
"Похоже, что все правда, - сказал себе Кэаве. - Нука, испытаем ее те-
перь по-другому".
Улицы в этой части города были чистые-чистые, прямо как корабельная
палуба, и прохожих - ни души, хотя был уже полдень. Кэаве бросил бутылку
в водосточную канаву и зашагал прочь; раза два он оглянулся: пузатая,
молочно-белая бутылка лежала там, где он ее оставил. Кэаве оглянулся в
третий раз и завернул за угол, но не успел он сделать и шага, как что-то
ткнулось в его локоть, и - подумайте! - пузатая бутылка уже оттягивает
ему карман бушлата, а узкое горлышко ее торчит наружу.
"Похоже, что и это тоже правда", - подумал Кэаве.
Что же сделал теперь Кэаве? Он купил в лавке штопор и, выйдя из горо-
да, направился в безлюдное поле. Там он попытался откупорить бутылку, но
сколько ни ввинчивал в пробку штопор, его тут же выпирало обратно, а
пробка оставалась цела и невредима.
"Какой-то новый сорт пробки", - подумал Кэаве, и тут он вдруг весь
затрясся, как в лихорадке, и покрылся испариной: ему стало страшно.
Шагая обратно в порт, Кэаве увидел лавчонку, где какой-то человек
продавал раковины, дубинки дикарейостровитян, старинные монеты, старых
языческих божков, китайские и японские рисунки и прочие разные вещицы,
которые привозят в своих сундучках матросы. И тут Кэаве осенила новая
мысль. Он вошел в лавчонку и предложил хозяину купить у него бутылку за
сто долларов. Торговец сначала только посмеялся и предложил Кэаве пять
долларов; однако это и в самом деле была занятная бутылка - такого стек-
ла не выдувал ни один стеклодув на земле, ее молочная белизна так краси-
во переливалась всеми цветами радуги, и такая таинственная тень трепета-
ла у нее внутри... Словом, поторговавшись, как водится, хозяин дал Кэаве
шестьдесят серебряных долларов за его бутылку и водрузил ее на полке в
самом центре своей витрины.
"Ну вот, - сказал себе Кэаве, - я продал ее за шестьдесят долларов,
хотя купил за пятьдесят, а по правде, и того дешевле, - ведь один-то
доллар у меня был чилийский. Теперь проверим это дело еще раз".
И Кэаве вернулся на корабль, но когда он отомкнул свой сундучок, бу-
тылка была уже там: она его опередила. А у Кэаве на корабле был дружок,
которого звали Лопака.
- Что это с тобой? - спросил Лопака. - Чего ты уставился на свой сун-
дук?
Они были одни в кубрике, и Кэаве, взяв с товарища клятву молчать, по-
ведал ему все.
- Диковинная история, - сказал Лопака. - Боюсь, натерпишься ты горя с
этой бутылкой. Одно хоть ясно: ты знаешь, какая беда тебе угрожает. А
раз так, надо извлечь пользу из этой сделки. Обдумай хорошенько, что ты
хочешь себе пожелать, вели бутылке это сделать, а если она исполнит твою
волю, я сам куплю ее у тебя. Потому, как мне давно запала на ум одна
мыслишка: хочу заиметь шхуну и заняться торговлей на островах.
- Это не по мне, - сказал Кэаве. - Я хочу иметь красивый дом и сад на
побережье Кона, где я родился, и чтобы солнце светило прямо в окна, и в
саду цвели цветы, и в окнах были стекла, и на стенах картины, и на сто-
лах красивые скатерти и безделушки - словом, совсем, как в том доме, где
я был сегодня... И пусть даже мой дом будет на один этаж повыше и со
"всех сторон окружен балконами, как королевский дворец, и я буду жить
там без забот и веселиться с моими друзьями и родственниками.
- Вот что, - сказал Лопака. - Давай увезем ее с собой на Гавайи, и,
если все, чего ты пожелал, сбудется, я куплю у тебя бутылку, как уже
сказал, и попрошу себе шхуну.
На том и порешили, и вскоре корабль возвратился в Гонолулу и доставил
туда и Кэаве, и Лопаку, и бутылку.
Не успели они сойти на берег, как повстречали на пристани одного зна-
комого, и тот с первых же слов начал выражать Кэаве сочувствие.
- Не пойму я что-то, почему ты меня жалеешь? - спросил Кэаве.
- Да разве ты ничего не знаешь? - удивился знакомый. - Ведь твой дя-
дюшка... такой почтенный был старик... скончался, и твой двоюродный
брат... такой красивый был малый... утонул в море.
Кэаве очень опечалился, заплакал, и запричитал, и совсем забыл про
бутылку. Но у Лопаки другое было на уме, и, когда скорбь Кэаве поутихла,
Лопака сказал:
- А я вот о чем думаю: у твоего дядюшки не было ли землицы на Гава-
йях, в районе Каю?
- Нет, - сказал Кэаве, - в Каю не было. Был участок на гористом бере-
гу, малость южнее Хоокены.
- Теперь эта земля перейдет к тебе? - спросил Лопака.
- Да, ко мне, - молвил Кэаве и снова принялся оплакивать своих усоп-
ших родственников.
- Погоди, - сказал Лопака. - Перестань причитать на минуту, мне
кое-что пришло в голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112