- Что? - закричал он. - Этот черномазый, который тут скалил зубы? Так
это макаронник? Ну, такого я еще не видывал да, надеюсь, больше и не
увижу.
Он еще говорил, когда, подняв глаза и взглянув на улицу, я увидел,
что всего в тридцати ярдах от двери оживленно разговаривают трое мужчин.
Один из них был недавний посетитель харчевни, а двое других, судя по их
красивым смуглым лицам и широкополым мягким шляпам, были его соотечест-
венники. Деревенские ребятишки гурьбой собрались вокруг них и лопотали
что-то бессвязное, передразнивая их говор и жесты. На этой угрюмой,
грязной улице, под мрачным серым небом это трио казалось каким-то чуже-
родным пятном, и, сознаюсь, в этот момент спокойствие мое было разом по-
колеблено и уже никогда не возвращалось ко мне. Я мог вволю рассуждать о
призрачности угрозы, но не мог разрушить впечатления от виденного и на-
чал разделять этот "итальянский ужас".
Уже смеркалось, когда, вернув газеты пастору, я снова углубился в
пустошь. Я никогда не забуду этого пути. Становилось очень холодно и
ветрено, ветер шелестел у меня под ногами сухой травой; порывами налетал
мелкий дождь; из недр моря громадной грядою гор вставали облака. Трудно
было представить себе вечер хуже этого, и то ли под его влиянием, то ли
оттого что нервы у меня были взвинчены тем, что я видел и слышал, мысли
мои были так же мрачны, как и погода.
Из верхних окон павильона видна была значительная часть пустоши со
стороны Грэден Уэстера. Чтобы не быть замеченным, нужно было держаться
берега бухты, а затем под прикрытием песчаных дюн добраться по котлови-
нам до опушки леса. Солнце близилось к закату, был час отлива, и пески
обнажились. Я шел, охваченный своими тягостными мыслями, как вдруг оста-
новился, словно пораженный молнией, при виде следов человека. Следы тя-
нулись параллельно моему пути, но ближе к берегу, и когда я осмотрел их,
то убедился, что здесь проходил чужой человек. Более того, по той бес-
печности, с которой он подходил к самым страшным местам топи, было ясно,
что он вообще нездешний и не знал, чем грозила ему Грэденская бухта.
Шаг за шагом я прослеживал отпечатки, пока четверть мили спустя не
увидел, что они обрываются у юговосточного края Грэденской топи. Вот где
погиб этот несчастный! Две-три чайки, вероятно, видевшие, как он был за-
сосан песком, кружили над местом его упокоения с обычным своим унылым
плачем. Солнце последним усилием прорвалось сквозь облака и окрасило об-
ширные просторы отмелей пурпуровым светом. Я стоял и смотрел на ужасное
место, угнетенный и встревоженный собственными мыслями и сильным, непо-
бедимым дыханием смерти. Помнится, я раздумывал, сколько времени продол-
жалась его агония и долетели ли его предсмертные вопли до павильона. По-
том, собравшись с духом, я уже приготовился покинуть это место, как
вдруг порыв ветра необычайной силы пронесся над этой частью бухты, и я
увидел, как, то высоко взлетая в воздух, то легко скользя по поверхности
песков, ко мне приближалась мягкая черная фетровая шляпа конической фор-
мы, точно такая, какую я видел на голове у итальянцев. Мне кажется сей-
час, хотя я и не уверен, что я тогда закричал. Ветер гнал шляпу к бере-
гу, и я побежал, огибая границу топи, чтобы поймать ее. Порывы ветра
утихли, шляпа на мгновение задержалась на зыбучих песках, потом ветер,
снова усилившись, опустил ее в нескольких шагах от меня. Вы можете себе
представить, с каким любопытством я схватил ее! Она была не новая, более
поношенная, чем те, которые я видел сегодня на итальянцах. У нее была
красная подкладка с маркой фабриканта, имя которого я сейчас забыл, но
под которым стояло слово "Venedig". Так (если вы еще это помните) произ-
носили австрийцы название прекрасной Венеции, тогда и еще долгое время
спустя находившейся под их игом.
Удар был сокрушителен. Мне повсюду мерещились воображаемые итальянцы,
и я в первый и, могу сказать, в последний раз за всю свою жизнь был ох-
вачен паническим ужасом. Я еще не знал, чего мне следует бояться, но,
признаюсь, боялся до глубины души и с облегчением вернулся в свою ничем
не защищенную одинокую ложбину в лесу.
Там, чтобы не разводить огня, я поел немного холодной овсянки, оста-
вавшейся с вечера, затем, подкрепленный и успокоившийся, отбросил все
фантастические страхи и спокойно улегся спать.
Не могу сказать, сколько времени я спал, но внезапно был разбужен ос-
лепительной вспышкой света, ударившей мне прямо в лицо. Она разбудила
меня, как удар. В тот же миг я был уже на ногах. Но свет погас так же
внезапно, как и зажегся. Тьма была непроглядная. И так как с моря свире-
по дул ветер и хлестал дождь, эти звуки бури начисто заглушали все про-
чие.
Признаюсь, прошло с полминуты, прежде чем я пришел в себя. Если бы не
два обстоятельства, я бы подумал, что меня разбудило какое-то новое и
весьма осязательное воплощение моих кошмаров. Первое: входной клапан мо-
ей палатки, который я тщательно завязал, когда вошел в нее, теперь был
развязан; и второе - я все еще чувствовал с определенностью, исключавшей
всякую галлюцинацию, запах горячего металла и горящего масла. Вывод был
ясен: я был разбужен кем-то, кто направил мне в лицо вспышку потайного
фонаря. Только вспышку и на мгновение. Он увидел мое лицо и ушел. Я
спрашивал себя о причине такого странного поведения, и потом ответ при-
шел сам собою. Человек, кто бы он ни был, думал узнать меня и не узнал.
Был еще один нерешенный вопрос, и на него, признаюсь, я даже боялся от-
ветить;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112