а тем временем на
Земле происходили мятежи, и на планете в восьмистах световых годах умер
пятьдесят один колонист...
А тем временем Долли приготовила ему кофе и оставила на столе. Сама
вернулась в постель и спала или делала вид, что спит, пока он пил кофе,
одевался и выходил из дома.

Когда я с того удаления, которое нас разделяет, смотрю на Оди, мне
печально, что он выглядит таким незначительным. На самом деле это не так.
Он хороший человек. Первоклассный пилот, сильный, смелый, достаточно
жесткий, когда необходимо, добрый, когда есть возможность. Вероятно, если
посмотреть изнутри, все выглядят незначительными, и, конечно, теперь я
вижу его изнутри - с большого удаления изнутри, или снаружи, в зависимости
от того аналога геометрии, который вы выберете для этой метафоры. (Не могу
слышать, как вздыхает старина Зигфрид: "О, Робин! Такое отвлечение!" Но
Зигфрид ведь никогда не подвергался расширению). У всех у нас свои сферы
ничтожности, вот что я хочу сказать. Лучше было бы называть их сферами
уязвимости, и Оди просто оказался очень уязвим во всем, что связано с
Долли.
Но ничтожность - не естественное состояние для Оди. В последующие
часы он был во всех отношениях очень нужным человеком, изобретательным,
приходящим на помощь, неустанным. Ему приходилось быть таким. За мягкой
внешностью планеты Пегги скрывается немало ловушек.
Если судить по остальными земноподобным планетам, Пегги - настоящая
драгоценность. У нее пригодная для дыхания атмосфера. Флора не всегда
вызывает кожные заболевания, а фауна поразительно мирная. Ну, не совсем
мирная. Скорее тупая. Уолтерс иногда задумывался, что нашли на планете
Пегги хичи. Дело в том, что хичи предположительно интересовались разумной
жизнью - не то, чтобы они много ее нашли, - и уж на планете Пегги ее
определенно не было. Самый умным животным был хищник, размером с лису,
медлительный, как крот. Коэффициент интеллектуальности у него, как у
индейки, и он оказывался главным врагом самому себе. Добыча его еще глупее
и медлительнее, так что у него всегда хватало еды, и основной причиной
смерти для него служило удушье: он задыхался от частиц пищи, которые
отрыгал, съев слишком много. Люди могли есть этого хищника и большую часть
его добычи и вообще почти все живое... пока оставались осторожными.
Но незадачливые изыскатели урана не были осторожны. К тому времени
как великолепный тропический восход вспыхнул над джунглями и Уолтерс
посадил свою машину на ближайшей поляне, один из них уже умер.
Медикам не было времени смотреть его, поэтому они столпились вокруг
еще живых и послали Уолтерса копать могилу. Какое-то время он надеялся
переложить эту обязанность на пастухов овец, но их стада к этому времени
разбрелись. И как только Уолтерс отвернулся, пастухи тут же исчезли.
Покойник выглядел на девяносто лет и пах, как стодесятилетний, но на
ярлычке на его ноге значилось: Селим Ясменех, двадцати трех лет, родился в
трущобах к югу от Каира. Легко было прочесть остальную часть истории его
жизни. Он дорос до отрочества в трущобах Египта, чудом получил выигрышный
билет на право проезда за новой жизнью на Пегги, потел на десятиярусных
нарах транспорта, мучился в спускающейся с орбиты капсуле - пятьдесят
колонистов привязаны в беспилотном устройстве, капсула сходит с орбиты от
толчка извне, все дрожат от ужаса, страшно болтает, когда раскрываются
парашюты. В сущности почти все капсулы приземляются благополучно. Пока
всего около трехсот колонистов разбилось или утонуло. Ясменеху и в этом
повезло, но когда он попытался перейти от фермерства к разведке тяжелых
металлов, везение его кончилось, потому что отряд не был осторожен.
Тюбики, которыми они питались, когда кончились закупленные заранее запасы
пищи, содержали аналог витамина С; считалось, что он проверен. Но в это
никогда не верили. Изыскатели знали о риске. Все знали. Но им нужен был
еще один день, потом еще один, и еще, а зубы у них начали выпадать, а
дыхание стало зловонным, и к тому времени как пастух набрел на их лагерь,
для Ясменеха было уже слишком поздно и почти поздно для всех остальных.
Уолтерсу пришлось всех, и спасателей, и спасенных, отвозить в лагерь,
где когда-то будет построена петля и где уже жило около десяти постоянных
обитателей. К тому времени когда он наконец вернулся к ливийцам, мистер
Лукман пришел в ярость. Он вцепился в дверцу самолета Уолтерса и заорал:
- Тридцать семь часов отсутствия! Это невероятно За вашу огромную
плату мы ждем от вас лучшей службы!
- Вопрос жизни и смерти, мистер Лукман, - сказал Уолтер, стараясь
изгнать усталость и раздражение из голоса.
- Жизнь здесь дешева! А смерть придет к нам ко всем!
Уолтерс протиснулся мимо него и спрыгнул на землю.
- Они ведь тоже арабы, мистер Лукман...
- Нет! Египтяне!
- ...ну, мусульмане...
- Мне все равно, даже если бы они были моими братьями! Наше время
драгоценно! Тут очень большая ставка!
К чему сдерживать гнев? Уолтерс рявкнул:
- Это закон, мистер Лукман! Самолет я вам не продавал; я должен был
оказать срочную помощь. Прочтите свой контракт!
Неразрешимый спор, и Лукман не пытался отвечать. Он ответил тем, что
нагрузил на Уолтерса все дела, что накопились в его отсутствие. И все
нужно сделать сразу. Или еще быстрее. А если Уолтерс не выспался, что ж,
когда-нибудь он уснет навечно.
И вот невыспавшийся Уолтерс в следующие часы возил магнитозонды -
трудная раздражающая работа, нужно лететь низко и стараться не ударить
проклятый прибор о дерево и самому не зарыться в землю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97