Робин никогда не был ничтожеством; но
время от времени ему приходилось убеждать себя в этом. Странные существа
люди!

Подозрения Уолтерса о том, что проект финансировал Робин Броадхед,
вполне обоснованны. А вот мнение Уолтерса и мотивах Робина - совсем
наоборот. Робин был высокоморальным человеком, но обычно не очень
стремился соблюдать законы. К тому же он получал большое удовольствия,
разбрасывая намеки на себя, особенно когда говорил в третьем лице.

3. БЕССМЫСЛЕННОЙ НАСИЛИЕ
Бомба в Киото сожгла деревянную статую Будды, которой было больше
тысячи лет; беспилотный корабль приземлился на астероиде Врата и, когда
его открыли, выпустил целое облако спор сибирской язвы; перестрелка в
Лос-Анжелесе; плутониевая пыль в главном водопроводном резервуаре Лондона
- вот что обрушивалось на нас. Терроризм. Бессмысленное насилие.
- Странный мир, - сказал я своей дорогой жене Эсси. - Индивидуумы
действуют трезво и разумно, но, собираясь вместе, они становятся
неразумными подростками; собираясь группами, они ведут себя как дети.
- Да, - согласилась Эсси, кивая, - это верно, но скажи мне, Робин,
как твои кишки?
- Хорошо, насколько можно ожидать, - ответил я и добавил шутку: -
Невозможно больше достать хорошие запчасти. - Потому что мои кишки,
конечно, трансплант, как и многие другие части моего тела - таковы
достоинства Полной Медицины Плюс. - Но я говорю не о своей болезни. О
болезни мира.
- Ты прав, - согласилась Эсси, - хотя, по моему мнению, если бы у
тебя с кишками было бы все в порядке, ты реже говорил бы о таких вещах.
Она подошла ко мне сзади и положила ладонь мне на лоб, глядя с
отсутствующим выражением на Таппаново море. Эсси понимает устройство
человека, как немногие, о чем свидетельствуют ее премии, но когда она
хочет узнать, нет ли у меня температуры, то делает это так же, как
когда-то ее нянька в Ленинграде. - Температуры нет, - неохотно сказала
она, - а что говорит Альберт?
- Альберт говорит, - ответил я, - что тебе нужно заняться своими
гамбургерами. - Я сжал ее руку. - Честно, со мной все в порядке.
- А ты спросишь для уверенности Альберта? - торгуется она. На самом
деле она очень занята новой группой своих предприятий, и я об этом знаю.
- Спрошу, - пообещал я, похлопав ее по все еще великолепному заду.
Она скрылась в своей мастерской. Как только она ушла, я позвал: - Альберт.
Ты слышал?
В голораме над моим столом появилось изображение моей информационной
программы. Альберт почесывал нос концом своей трубки.
- Да, Робин, - сказал Альберт Эйнштейн, - конечно, я слышал. Как вы
знаете, мои рецепторы всегда функционируют, за исключением тех случаев,
когда вы их специально отключаете или когда ситуация исключительно
интимная.
- Гм, - ответил я, рассматривая его. Он совсем не франт, мой Альберт,
в своем неаккуратном свитере, собранном складками на шее, в спущенных
носках. Эсси все это поправила бы в секунду, если бы я попросил, но мне он
так нравится. - И как же ты определяешь, что ситуация интимная, если не
подсматриваешь?
Он переместил кончик трубки с носа на щеку, продолжая почесывать и
мягко улыбаться: знакомый вопрос и ответа не требует.
Альберт скорее друг, чем компьютерная программа. Он достаточно
сообразителен, чтобы не отвечать на риторические вопросы. Когда-то у меня
было более десяти воспринимающих и обрабатывающих информацию программ.
Одна программа - бизнес-менеджер - рассказывала, как обстоит дело с моими
инвестициями, другая - медицинская - сообщала, когда нужно заменять органы
(между прочим, я считаю, что она вступила в заговор с другими программами,
и они совместно добавляли мне в пищу лекарства), юридическая программа
помогала не попадать в неприятности, а когда я все же в них попадал, мне
помогала моя старая психоаналитическая программа. Или пыталась помогать: я
не всегда верил Зигфриду. Но постепенно я ограничился только одной
программой. Это мой научный советник и помощник на все руки Альберт
Эйнштейн.
- Робин, - с мягким укором сказал он, - вы ведь меня вызвали не для
того, чтобы проверить, подглядываю ли я?
- Ты прекрасно знаешь, почему я тебя вызвал, - ответил я, и он,
правда, знал. Он кивнул и указал на угол комнаты, в сторону Таппанова
моря; там находится экран интеркома. Альберт управляет и им, как и всем
остальным оборудованием в доме. На экране появилось нечто вроде
рентгеновского снимка.
- Пока мы разговаривали, - сказал Альберт, - я позволил себе
просветит вас пульсирующим звуком, Робин. Посмотрите сюда. Вот это ваш
последний кишечный трансплант, и если вы посмотрите внимательней -
подождите, я увеличу изображение, - я думаю, вы заметите, что вся эта
область воспалена. Боюсь, что происходит отторжение.
- Мне не нужно это объяснять! - рявкнул я. - Сколько?
- Сколько времени до того, как положение станет критическим? Ах,
Робин, - искренне сказал он, - трудно сказать: ведь медицина по-прежнему
не точная наука...
- Сколько!
Он вздохнул.
- Я сообщу вам минимальную и максимальную оценки. Катастрофические
последствия не наступят в течение ближайшего дня и обязательно наступят
через шестьдесят дней.
Я расслабился. Не так плохо, как могло бы быть.
- Так что у меня есть время, прежде чем положение станет серьезным.
- Нет, Робин, - энергично возразил он, - оно уже серьезное.
Неприятные ощущения будут усиливаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97