- Послушайте, - начал Уолтерс, покраснев; но потом сдержался. У
кухонной палатки Лукман отмерял ежедневные порции бренди; он нахмурился
при звуках голосов. Уолтерс принужденно улыбнулся:
- Мы никогда не согласимся, - сказал он, - но не будем ссориться. - И
попытался сменить тему. - Интересно, - сказал он, - почему вы решили
искать нефть именно на экваторе?
Фавзи поджал губы и пристально посмотрел на Уолтерса, прежде чем
ответить:
- У нас есть много указаний, что тут может быть нефть.
- Конечно. Все эти снимки, они ведь опубликованы. Это не тайна. Но в
северном полушарии, в районе Стеклянного моря, местность еще более
многообещающая.
- Хватит! - прервал Фавзи. - Тебе платят не за то, чтобы ты задавал
вопросы, Уолтерс.
- Я только...
- Ты вмешиваешься не в свое дело, вот что ты делаешь!
Снова голоса зазвучали громко, но на этот раз Лукман подошел с их
восьмьюдесятью миллилитрами бренди для каждого.
- В чем дело? - спросил он. - О чем спрашивает американец?
- Неважно. Я не ответил.
Лукман некоторое время смотрел, держа в руке порцию бренди Уолтерса,
потом неожиданно поднес ее ко рту и выпил. Уолтерс подавил протест. Не
имеет значения. Он совсем не хочет пить с этими людьми. И вообще
тщательное отмеривание миллилитров не мешает Лукману пропускать
порцию-другую в одиночестве, потому что лицо его покраснело, а голос
охрип.
- Уолтерс, - взревел он. - Я наказал бы тебя за твое вынюхивание, но
это неважно. Ты хочешь знать, почему мы ищем здесь, в ста семидесяти
километрах от того места, где будет сооружена петля? Тогда посмотри вверх!
- И он театрально указал на темнеющее небо и со смехом ушел. Через плечо
бросил: - Больше это не имеет значения!
Уолтерс посмотрел ему вслед, потом поднял глаза к ночному небу.
Яркая голубая бусина скользила на фоне незнакомых созвездий.
Транспорт! Межзвездный корабль "С.Я.Броадхед" вышел на высокую
околопланетную орбиту. Уолтерс видел, что корабль снижается, приближаясь к
планете, огромный спутник в форме картофеля, сверкающий голубым в
безоблачном небе планеты Пегги. Через девятнадцать часов он снизится. Но
еще до этого Уолтерс должен быть в своем шаттле, участвовать в
лихорадочной разгрузке, в перевозке пассажиров первого класса или в
подталкивании капсул, в которых перепуганные иммигранты доберутся до
своего нового дома.
Уолтерс про себя поблагодарил Лукмана за то, что тот выпил его
бренди: он не может позволить себе спать этой ночью. Пока четверо арабов
спали, он снимал палатки и собирал оборудование, нагружал его в свой
самолет, разговаривал с базой в порту Хеграмет, чтобы подтвердить свое
назначение на шаттл. Подтвердил. Если завтра к полудню он будет в порту,
то сможет участвовать в разгрузке огромного транспорта и подготовке его к
обратному рейсу. На рассвете он поднял бранящихся арабов. Через полчаса
они уже были на борту самолета на пути домой.
Он вовремя добрался до аэропорта, хотя внутри него что-то шептало:
- Слишком поздно. Слишком поздно...
Для чего слишком поздно? Вскоре он узнал. Когда он попытался
заплатить за горючее, на указателе банковского счета вспыхнул нуль. Ничего
нет на их общем с Долли счете.
Невозможно! Так ли уж невозможно? подумал он, глядя на то поле, где
несколько дней стоял посадочный аппарат Вэна и где теперь его не было. И,
придя домой, он не удивился увиденному. Банковский счет пуст. Одежда Долли
исчезла, ее куклы тоже, и, конечно, не было и самой Долли.

В то время я не думал об Оди Уолтерсе. А если бы думал, то, конечно,
поплакал бы о нем - или о себе. Решил бы, что это неплохой повод для
плача. Я хорошо знал эту трагедию, когда исчезает горячо любимый человек,
моя собственная утраченная любовь годы и годы тому назад была заключена в
черную дыру.
Но правда в том, что я о нем и не думал. Занимался своими делами.
Больше всего меня заботила боль в кишках, но много я думал и о
террористах, угрожающих мне и всему, что меня окружает.
Конечно, не все вокруг плохо. О своих изношенных внутренностях я
думал, потому что они меня заставляли. Но тем временем мои новые артерии
медленно укреплялись; и ежедневно шесть тысяч клеток умирали в моем
невосстановимом мозге; а тем временем звезды замедляли свое движение и
вселенная приближалась к своей энтропийной смерти, и тем временем... Тем
временем все, если подумать, шло под уклон. Но я об этом не думал!
Но так мы устроены, верно? Продолжаем жить, потому что приучили себя
не думать обо всех этих "тем временем", пока они сами, подобно моим
кишкам, не заставят нас задуматься.

Эти слова Робина также нуждаются в разъяснении. Хичи очень
интересовались жизнью, особенно разумной или обещавшей такой стать. У них
был прибор, который позволял им улавливать чувства существ на далеких
мирах.
Но этот прибор не только воспринимал, но и передавал. Собственные
эмоции оператора передавались объектам операции. И если оператор был
расстроен, угнетен... или безумен, последствия могли быть очень тяжелые. У
мальчишки Вэна был такой прибор, когда он жил на корабле хичи. Он называл
его кушеткой для снов - ученые позже переименовали его в телепатический
психокинетический приемопередатчик - ТПП, и когда Вэн им пользовался,
происходили события, описанные Робином.

Конечно, вы понимаете, что "ничтожность", о которой здесь говорит
Робин, не принадлежит Оди Уолтерсу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97