-- Вы видели?! Нет, вы видели?! -- трагически вопросил бывший
слепец-провинденциалист. -- В центре города, среди бела дня!.. Какой ужас!.. До
чего мы... э... докатились!.. Как, как это по-вашему называется?
-- Это? -- бросил взор в сторону полыхавшей боевой единицы Тюхин. -- Это,
любезный Ричард Иванович, -- наш с вами гуманизм во всем его военном
великолепии. А те, что там скворчат в солярочке -- это, друг мой, так
называемые гуманоиды, они же -- пришельцы из иных миров, ангелоподобные
спасители и наставники наши!..
-- Тьфу, тьфу на вас! -- огорчился Ричард Иванович, отряхиваясь. -- Вам бы все
смехул[cedilla]чки, Тюхин, а у меня, поверите ли, до сих пор... э-э... поджилки
дрожат! О, если б вы только знали, что эти мерзавцы со мной вытворяли!..
-- Да уж догадываюсь, -- сказал Тюхин вполне сочувственно.
В танке рванули снаряды. Закувыркалась башня. Высоко-о!..
-- Нет, это все! -- тоскливо ежась, пробормотал боец незримого фронта. -- Это
-- конец. Финита, как вы изволите выражаться. А вы чего это, батенька,
немцем... э... вырядились? Тоже... э-э... наладились?.. Далеко, если не
секрет?
-- В Смольный, -- сказал Тюхин, глядючи в небеса.
-- И-и, голубчик! Вас там только и ждут! Даздраперма Венедиктовна все глаза в
окно проглядела... Драпать, драпать надо, голубь вы мой сизокрылый! -- Ричард
Иванович огляделся по сторонам и снизил голос до шепота: -- Немедленно! Сию же
секунду!..
-- Но куда, -- пожал плечами солдатик, -- и как? Крылатый конь усквозил в
эмпиреи, летательный аппарат Сундукова я ухайдокал...
-- Вы?! -- ахнул Ричард Иванович. -- Шлепнут! Уж будьте уверены, душа моя,
поставят к стенке и -- шлепнут!..
-- Вот и драпану, -- горько пошутил Тюхин, -- в Лимонию... В Рай...
-- Оно бы -- с Богом, только вы мне, счастье мое, жизнь спасли. Долг, как
говорится, платежом... -- Ричард Иванович поднял велосипед и выправил руль. --
Есть тут один вполне безумный вариантец. Плавать умеете?.. Надо же, а я так и
не удосужился... Вобщем, садитесь-ка партайгеноссе, на раму, и живенько,
живенько, пока не опередили. Я ведь, Тюхин, такую информацию провидческими
своими очами выглядел!..
-- Где?
-- Да все там же, в Смольном, из кабинета всенародно обожаемой императрицы...
Вот так они и поехали -- интеллигент в шляпе, но без штанов -- сзади, на
багажнике, военизированный Тюхин -- в седле, за рулем. Ричард Иванович как-то
подозрительно быстро оклемался, повеселел, заболтал ногами, мешая Тюхину, запел
"Лили Марлен". Слов Тюхин, разумеется, не знал, а потому терпеливо молчал,
размышляя об этих странных, чуть навыкате, как у всех здешних кандидатов в
покойники, глазах сидевшего сзади, чересчур уж пронзительных, подчеркнуто
живых, что ли, ненастоящих...
Свернули на Воинова. Большой Дом чудом уцелел, только стекла повышибало и на
всех этажах полоскались на ветру казенные шторы. У четвертого подъезда валялся
труп. Тюхину вдруг показалось, что глаза у трупа взмаргивали. "Вот, вот оно! --
пронзило крутившего педали, которому вспомнились в это мгновение глаза отца,
ночью, в сорок девятом, прыгавшего на одной ноге, все никак не попадая в
штанину, такие чужие, остановившиеся, уже почти мертвые...
-- Вот! Вот оно! -- выкрикнул Тюхин, да так громко, так неожиданно, что Ричард
Иванович испуганно осекся. А тут еще, как нарочно, через дорогу перед колесами
переметнулось что-то темное, здоровенное. Они грохнулись на мостовую.
-- Кажется, крыса, -- сказал Тюхин растерянно.
-- Хуже! -- простонал крепко зашибшийся Зоркий. -- это кот мой... черный...
названный в честь... э... Кузявкина -- Кузей... К чему бы?..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
-- Было это давным-давно, когда по Суворовскому еще ходили трамваи. На 8-ой
Советской мальчик сел на "пятерку" и доехал до кольца. Остановка называлась
таинственно -- "перевоз Смольного". Мальчик, волнуясь, вышел на берег реки и
впервые в жизни увидел настоящий морской туман. Хлюпала вода. На невидимом
корабле звякала невидимая рында. Сквозь ладони, сложенные "бинокликом", мальчик
вглядывался во мглу и сердце у него билось, потому что там, за туманом, была
страна его отчаянной мальчишеской мечты по имени...
-- Америка! -- прошептал невозможный Ричард Иванович.
Тюхин вздохнул.
Они стояли на берегу сгинувшей в туманной мгле Невы и внизу, прямо под ногами,
плюхалась привязанная к свае лодка. Она была выкрашена в дурацкий розовый цвет,
а на носу ее было написано белилами: "Надежда".
Беглецы спустились к воде. Звякнула цепь -- ржавая, на замке, таком, Господи,
хлипеньком с виду, несерьезном. Казалось, только дерни как следует...
Ричард Иванович Зоркий нетерпеливо дернул.
Глава двадцать третья
Продолжение следует...

Большая белая чайка по имени К. К., сделав круг, снова нырнула в
хлор-пикриновую завесу. Смертоносный туман был густ, почти непрогляден, и лишь
ориентируясь на одинокостоящее у забора спецлечебницы ¹ 1 дерево,
она снова отыскала по меньшей мере странную парочку. Первый же вираж убедил ее,
что никакой ошибки не было. Пронесясь над самыми головами копошившихся у лодки
химероидов, чайка по имени К. К. торжествующе воскликнула: "Они!.. Они!..".
Левый, в нижнем белье и в соломенной шляпе, в той, в прошлой его милицейской
жизни звался Ричардом Зорким и был до такой степени засекречен, что сама
товарищ лейтенант Шизая И. М. терялась в догадках. Ходили слухи, что имел он
чин чуть ли не белобилетника, а стало быть -- невоеннообязанного, чего попросту
быть не могло, а если все-таки имело место, то разве что в единичном, из ряда
вон выходящем случае.
Вторым был некто Тюхин -- типчик морально и творчески несостоятельный,
политически неблагонадежный, нечистый на руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72