Самозабвенно, от души и в абсолютном
одиночестве, как В. И. Ленин в Горках.
-- Ну... Ну, Тюхин, -- вытирая кукольные свои глазищи кончиком хвоста, наконец
выговорил он, -- ну, Тюхин, на этот раз даже я опростоволосился! Диа фрэнд, вы
даже не догадываетесь кто вы такой после этого!..
Я уронил голову на грудь:
-- Догадываюсь...
-- Да где там! -- махнул лапочкой Вовкин-Морковкин. -- Вы думаете, что вы --
гений человечества, но ведь это не так. Вы не гений, вы куда больше, чем просто
гений, вы -- Тюхин, друг мой! О, Святая Неадекватность! -- ведь вы же все на
свете перепутали! Я вас о каком коробочке просил?
Я пожал плечами:
-- Ну об этом, с самолетиком.
-- Но с каким, с каким, путаник вы несусветный?! Ведь это же, -- и тут он
показал на коробочек в руке товарища капитана, -- это же "Фантом". -- Товарищ
Бесфамильный вздрогнул и уставился на этикетку слепым, ничего не видящим взором
своих, теперь уже не ноликов, а крестиков. -- Это американский истребитель
"Фантом", он же Ф-18. А ведь я вам, Тюхин, говорил про МИГ-29!.. Вы просто
открыли не тот ящик стола, дорогой, практически бесценный мой сообщник!..
Я пошатнулся. Я вдруг представил себе мадагаскарскую полуобезьянку с
православным крестиком на груди, и ноги мои, бесконечно уставшие от
вертикальности позвоночника, тюхинские мои ноженьки, подогнулись и я, подобно
Ричарду Ивановичу, пал на колени.
-- Да полно, полно, -- мягко утешил меня латинолюбивый и лемуроподобный Марксэн
Трансмарсович, -- а то еще подумаете, что я в претензии. Отнюдь, Тюхин. Все как
нельзя лучше. Это, голубчик, самая талантливая, самая плодотворная ошибка в
вашей жизни. Вы только взгляните на товарища капитана, Тюхин! Да вы ведь не
одну дверь, вы и его перекрестили, крестоносец вы этакий. Большущий крест,
Тюхин, поставлен вами на его замечательной карьере.
-- Убрать посторонних, -- чужим, опустевшим голосом скомандовал мой дорогой
крестничек.
Замелькали "демократизаторы" и саперные лопатки. Зазвенела разбитая оптика.
Крякая, зачастил правой -- ударной -- рукой младший подполковник Афедронов.
Вскоре у Рустемова сарайчика остались только свои.
Утомленный товарищ капитан сел прямо на сырую от фиксажа землю. Он вытянул ноги
в надраенных до парадного блеска хромачах и снял фуражку. Волос на его голове
уже почти не было.
-- Профессор, морковки не желаете? -- гаснущим голосом спросил он Папу
Марксэна. -- Эстонская, трофейная... Не хотите? Ну и напрасно, -- и товарищ
капитан откусил и захрумкал, задумчиво глядя вдаль.
Выдержав характер, мужественный лемур украдкой сглотнул слюну.
-- Ну вот, кажется, и все, Тюхин, -- грустно сказал он. -- Осталось, как в
старой хорошей песне, закурить перед дальней дорогой.
-- А не присесть? -- усомнился я. -- По-моему, и в этой песне слова
переделали.
-- Тогда придется присесть. Из песни слов не выкинешь, Тюхин.
И мы с ним присели на завалинке перед сарайчиком. Я вспорол подкладку своей
лагерной камилавочки и аккуратно извлек из тайничка последнюю, для него,
Вовкина-Морковкина, сбереженную сигареточку. Немигающие глазищи пришельца
благодарно засветились.
-- Нет, Тюхин, все-таки вы гений в некотором роде, -- промурлыкал он. --
Товарищ капитан, спичек не найдется?
Впавший в транс Бесфамильный кинул ему злополучный коробок.
-- Вот так-то оно лучше будет, -- сказал Марксэн Трансмарсович и открыл одно
вещественное доказательство и, поцокав языком, надел мне на шею другое. -- Это
вам на память, друг мой, -- вздохнув, сказал он. -- На долгую-долгую...
-- А в том, в другом коробочке, там что -- ключ был?
-- И как всегда вы угадали, Тюхин. Только не ключ, а ключик. Этакий, знаете,
золотой и совершенно сказочный...
И я, Тюхин, понимающе кивнул головой и достал свою позолоченную зажигалочку.
Марксэнчик прикурил и глубоко, с наслаждением затянулся.
Смеркалось. Черный как туча, Афедронов говорил с кем-то по рации. До слуха
доносились отдельные, рубленые фразы: есть!.. так точно... никак нет... будет
исполнено... Отстраненно хрумкая морковкой, товарищ капитан с каждым мигом все
заметнее терял лицо. Помимо двух крестиков на сомкнутых веках, на лбу его
отчетливо проступил третий...
-- Так куда же вы теперь, без ключика?
-- Назад, только назад, Тюхин!
-- То есть -- в Будущее? В чье, в наше?
-- Ну нет, -- засмеялся Марксэн Трансмарсович, -- в этом Королевстве Кривых Душ
я уже, с вашего разрешения, побывал. Есть у меня другой маршрутец,
поинтересней. Там, Тюхин, ждут меня. А вас ждут?
-- Не знаю, -- прошептал я. -- Кажется...
-- Тогда -- пора. "Пора, мой друг, пора", -- как сказал один настоящий и,
обратите внимание, Тюхин, почти такой же глазастый, как мы, лемурийцы, поэт. --
Он положил свою игрушечную лапку на мое колено. -- Прощаться не будем, Тюхин,
тем более -- навеки. Даст Бог -- свидимся. А сейчас, когда я досчитаю до трех
-- закройте, на всякий случай, глаза. Для вас лично то, что произойдет,
опасности не представляет, и все-таки, Тюхин, на всякий, как говорится,
пожарный... Ага! -- Марксэн Трансмарсович отщелкнул докуренный до фильтра
чинарик. Прямо под ноги шедшему к сарайчику с пистолетом в руке Афедронову. --
Вот теперь, Виктуар, -- все. Финита ля комедиа. Мужайтесь!..
Приблизившись, Афедронов передернул затвор "тетешника" и, не сказав ни слова,
даже не "эхнув", навскидку всадил пулю прямо в крестик на лбу Бесфамильного.
Смертельно раненный товарищ капитан вздрогнул. Его рыжие, опаленные моим
факелом ресницы взметнулись и разверзлись, открыв вместо глаз два отверстия,
одно из которых было замочной скважиной, а другое -- дырочкой от выпавшего
сучка.
-- Передайте Даздраперме Венедиктовне, -- умирая, прошептал он, -- что это я
доложил про нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72