А еще я подумал, что надо бы срочно смазать
направляющие. И щелкнул ригелем. И выбрал "0". "Только бы не сесть на
ловители", -- как-то механически подумал я. Увы, что значил этот самый "0", мне
доподлинно неведомо даже сейчас, по прошествии. Не исключено, что имелась в
виду пресловутая ноль-транспортировка. Или что-нибудь и того круче, типа
"отключки". Но тогда это "зеро" я выбрал совершенно интуитивно. "О, Господи --
и это все?!" -- офонарело подумал я и, ни секунды, бля, не колеблясь, ткнул
пальцем в нижнюю пуговицу.
Глава вторая
Кромешная тьма в ее звуковом варианте

Знаете, я ведь и раньше, при жизни еще, смутно догадывался, что никакого там
света нет. А потому, когда открыл глаза и ничего не увидел, особо не удивился.
Просто констатировал, что Тот Свет -- это, скорее, та еще тьма.
Ощущение было престранное. Ни меня, ни моей квартиры как бы не стало, хотя
всеми фибрами души, несуществующей уже печенкой, я чувствовал, что
пространство, меня окружающее -- это все та же, пропади она пропадом,
двадцативосьмиметровочка на Ириновском. В том-то и фокус, что именно она,
только какая-то другая, как бы ужаснувшаяся тому, что со мной произошло. Она
словно бы набрала воздуха, чтобы ахнуть, невероятно увеличившись в размерах при
этом. О чем говорить, если даже кухонный кран, судя по всхлипам, отдалился от
меня метров на пятнадцать, а деревянная кукушка из ходиков в гостиной, в
кукование которой я сейчас мучительно вслушивался, звучала где-то и вовсе
невозможно далеко, чуть ли не в Колтушах.
Я досчитал до тринадцати, не поверив себе, сбился со счета, даже прошептал
отсутствующими губами: "Это как это?!", а она, стерва, словно издеваясь, все
куковала и куковала дальше...
И тут послышались шаги, неуверенные такие, шаркающие, словно шли в шлепанцах.
Где-то аж на том конце Вселенной, в прихожей загремела опрокинутая табуретка.
Кто-то болезненно охнул и совершенно отчетливо произнес:
-- Ч-черт, понаставили тут!.. Кузя, Кузя! Ксс, ксс, ксс!.. Ну, куда же ты...
м-ме... запропастился, мерзавец ты этакий?
Голос был старческий, с козлячьей дребезжатинкой.
Я затаил дыхание. Кран, точно поперхнувшись, замолк. Даже кукушки -- и той не
стало слышно.
И снова зашаркали шаги. Помню, я еще подумал: "Господи, да как же он видит в
этакой темнотище?!". И как накаркал! Там опять громыхнуло, как под
Владивостоком, да так, что с антресолей посыпалось барахло.
-- Что?! Что это?! -- плачуще взвыл невидимый. И тут уж я не смог не
отозваться.
-- Это двери, -- осторожно сказал я во тьму. -- Слышите, это двери в гостиную.
Осторожней, там стекла на полу!..
Стало слышно, как далеко-далеко, в некоем другом мире, проехал трамвай. И вот
после подзатянувшейся паузы я услышал нечто и вовсе уж несусветное:
-- Кузенька, это ты?
Хрустя битым фарфором, я переступил с ноги на ногу.
-- Это я, Тюхин.
-- Тюхин?.. -- в голосе недоверие. -- М-ме... Откуда вы тут взялись? Как вы
попали в спец... м-ме... помещение?
-- Ну, знаете, -- сказал я. -- Это с каких это пор моя собственная квартира
стала вашим спецпомещением?!
Что-то звякнуло. Похоже, он выронил ключи.
-- М-ме... Помилуйте, так вы что, вы, -- он снизил голос до шепота, -- вы --
сверху?.. Нет, кроме шуток?! Ах, ну да, ну да... Надо же! Экий... м-ме...
парадокс!..
И вдруг я услышал его старческое, с присвистом дыхание совсем рядом, метрах в
полутора от себя. До сих пор не возьму в толк, как это он умудрялся
подкрадываться так быстро, а главное, совершенно бесшумно.
-- Слушайте, -- обдав меня трупным душком, зашепелявил он. -- Не сочтите за
праздное... м-ме... любопытство. Ну и что?.. Как там эта ваша, -- он задышал
мне прямо в ухо, -- перестройка? Кончилась?.. Ах, ну да, ну да. Что это я,
право... Все как и следовало быть. Все, так сказать, по нему, по
Вовкину-Морковкину. Ничего, так сказать, не попишешь -- свидетельство...
м-ме... очевидца...
-- Господи, о чем это вы, -- не понял я. Но мой визави решительно свернул в
сторону:
-- Так вы говорите -- не видели моего Кузю? Черненький такой, с вашего
разрешения, и пятнышко вот тут вот -- на грудке... М-да-с! Опять, представьте
себе. Как весна, так -- изволите ли видеть...
Я не видел ровным счетом ничего. Ничегошеньки, елки зеленые.
-- Весна, -- прошептал я и мое бедное, уже как бы и не бьющееся в груди сердце,
болезненно сжалось.
Я пошатнулся.
-- Э! Э! Вы куда?! Вы что, ослепли что-ли, голубчик?! Тут же ступеньки. Голову
себе свернете!..
-- Ступеньки?.. Какие еще ступеньки...
-- Да вы что, вы и в самом деле... м-ме... не видите?!
-- Слепота у меня, куриная, -- честно сознался я.
Некоторое время слышалось лишь его учащенное сопение, и капли из крана, и опять
кукушка, только теперь уже и вовсе недосягаемая, как из Америки. И вдруг он
вцепился в мою правую руку и принялся, как безумный, трясти ее. Пожатье у него
было хваткое, мокроватое наощупь.
-- Душевно! Донельзя! -- отрывисто восклицал он дрожащим от волнения голосом.
-- Как коллега коллеге!.. Вот уж воистину!.. М-ме... Ах, если б вы только
знали, если б знали, как нам вас!.. А тут -- надо же!.. Вот уж -- как снег на
голову!.. А вы говорите -- куриная!.. Тьфу на вас! Орлиная! Не побоюсь этого
слова -- лебединая, сокол вы наш ясный!.. О, вы даже представить!.. Так
говорите -- прямо оттуда, сверху?.. Премного, премного!.. Как, бишь, вас --
Тютюхин?.. Тюхин. Ах, батюшки-светы, да что же это я, склеротик я этакий...
Позвольте, так сказать, с нашим к вам почтением: Зоркий, Ричард Иванович --
тоже в некотором роде... м-ме... слепец... Профессиональный, как говорится,
провиденциалист, в известном смысле предугадыватель и прорицатель...
-- Ах, какая рука, какая аура! -- не унимаясь, фонтанировал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72