..
А ожидание затянулось. Двое сидевших за столом были погружены в беседу шепотом и не обращали внимания на окружающих. Видно, обсуждали что-то чрезвычайно важное. Но вот Халиль поднялся и сделал знак рукой, призывая к тишине. Все смолкли, казалось, даже дыхание затаили. Окинув взглядом присутствующих, Халиль заговорил.
Азиз вслушивался в поток слов и фраз, которые лились, как водопад, прорвавший плотину, но не мог уловить их смысла. Голос звучал громко, отдаваясь в барабанных перепонках, как эхо в пустоте, но речь казалась лишенной внутренней логики и не находила отклика в душе.
Глаза Халиля неотрывно следили за реакцией собравшихся. Что-то было в них странное, они напоминали глаза слепца. В них не было ни человеческого тепла, ни блеска интеллекта.
Рот-щель открывался и закрывался в монотонном механическом движении, не в силах остановиться. Слова, слова, слова — непрерывный поток без пауз: империализм... свобода или смерть во имя национального дела... наша цель — покончить с английской оккупацией, и мы от нее не отступим... А потом поток внезапно прервался, и эхо последних слов застряло в чащобе повернутых к оратору лиц:
— Да здравствует национально освободительная борьба египетского народа!
И все.
Из дальнего конца комнаты потянулась вверх рука. Все повернулись к монолитному лицу, обрамленному угольно-черной бородой. Густой голос низко зазвучал в тишине, отчетливо выговаривая каждое слово. Речь плавно лилась, но в ней слышалась скрытая угроза.
— Именем аллаха милостивого, милосердного... Мы не должны идти на поводу у группы демагогов, ослепленных жаждой разрушения и бунтарства, против древних традиций наших праотцев, которые мы передавали из поколенья в поколенье. Я призьюаю всех проявить благоразумие и дальновидность. Вы должны дать возможность тем, кто печется о наших делах, подготовиться и провести переговоры с английскими властями о путях восстановления наших прав.
Послышались одобрительные возгласы со стороны небольшой группы студентов, стоявших возле двери:
— Нет бога, кроме аллаха... Аллах велик... — Бормотанье перешло во всеобщий гвалт, от которого заболели уши. Даже тонкие стены дрожали, словно громадный зверь пытался вырваться наружу. Хусейн вскочил с места, приподнялся на цыпочках, чтобы его коренастая фигура выглядела выше, и замахал руками.
— Товарищи! Товарищи, успокойтесь! Успокойтесь! Нам нужно соблюдать спокойствие, чтобы хладнокровно обсудить ситуацию. — Опять вереница слов и фраз. Произносил он их слегка в нос и на высоких, пронзительных тонах. Снова набившие оскомину фразы донеслись до Азиза как будто издалека:
— Долой переговоры... Мы кровью заплатим за вывод английских войск...
Многие вокруг него заразились энтузиазмом оратора, а он по-прежнему оставался равнодушным. Теперь студенты слушали молча, с застывшими лицами, завороженные потоком слов. В какой-то момент вся масса разразилась криками и вновь быстро затихла и замерла, как единое тело, контролируемое единой волей. Хусейн стоял прямо, слегка напрягшись. Лицо пылало от волнения. Он обращался ко всем одновременно и к каждому в отдельности. Он апеллировал к их сердцу, будил в нем прекрасную мечту, которая взмьюала высоко на крыльях воображения, поднимаясь над повседневными мелочами. Мечта была туманной и неопределенной, а путь к ее осуществлению чреват опасностями. Но людям, слушавшим его, она казалась простой, ясной и легко достижимой.
Да, вся эта масса людей дерзнула совершить полет на крыльях надежды. Глаза сияли, дыхание учащалось, быстрее пульсировала кровь, сгоняя бледность с их лиц. Дрожь почти религиозного экстаза пробегала по толпе, а может быть, дрожь предвкушения грядущих событий, осуществления этой смелой мечты. Внезапно речь закончилась, и наступила тишина. Все сидели или стояли не шелохнувшись, размышляя об услышанном. Кровь сбежала с лиц, и они казались еще более бледными, чем прежде.
Наконец из хранившей молчание толпы поднялся юноша ничем не примечательной внешностью: та же бледность, то же напряженное ожидание в глазах. Но было в нем и что-то свое, характерное. Это было лицо человека, с детства познавшего тяготы жизни и оттого раньше времени возмужавшего. Спокойным голосом он начал читать отрывок из известного стихотворения тунисского поэта Абуль Касема Шаби:
Если однажды народ отринет страх, То судьба непременно ответит ему. И тогда гнету придет конец И оковы цепей рассыплются в прах...
Неожиданно для себя Азиз почувствовал, как сердце его откликается на эти простые слова, в которых не было ни громкой риторики, ни барабанного боя, ни искусственного энтузиазма. Слова были словно потоком наэлектризованных частиц, которые взбудоражили гладь его внешнего спокойствия, вызвали множество смутных вопросов.
— Мир поделен на два блока. Империалистический блок, возглавляемый Америкой, — наш самый сильный и жестокий враг. А вот Советский Союз поддерживает борьбу всех народов за национальное освобождение, социализм и мир. Теперь наш долг во всем разобраться и решить, кто наши друзья и кто наши враги. Наши враги — англичане и их союзники в самом Египте — феодальные землевладельцы и крупные капиталисты. Английские войска не покинут нашу землю добровольно. Кровопролитие неизбежно, и мы должны подготовиться к вооруженной борьбе. Мы хотим положить конец их присутствию, как военному, так экономическому и политическому. Наш народ должен выступить единым фронтом союза рабочих, крестьян, интеллигенции и национальной буржуазии. Судан — наш соратник в борьбе против колониализма, и он должен получить право на самоопределение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128