Постепенно собралась толпа зевак-прохожих. Они наблюдали за необычной сценой с удивлением, страхом и сочувствием к владельцу мастерской, который беспомощно стоял, с болью глядя, как выбрасывают его прекрасные разноцветные велосипеды на камни мостовой, и вздрагивал от каждого лязгающего удара.
Наконец они нашли то, что искали, — большой пакет отпечатанных листов. Они увели Махмуда, оставив одного из агентов стоять у входа в магазин.
Чем безлюднее становились улицы и переулки, по которым вели Махмуда, тем тревожнее становилось у него на душе. Когда они проходили мимо трамвайной линии» один из вагонов затормозил, и раздался такой скрежет, что человек, несший пакет с бумагами, от неожиданности выпустил его из рук. Ветер подхватывал отпечатанные листки. Они летели белыми голубями и приземлялись на тротуар, на скамейки, у входов в магазины, падали на головы посетителей кафе, пивших утреннюю чашку кофе, на столики, стоявшие под солнцем. Руки ловили их, хватали в воздухе, поднимали с земли, глаза впивались в верхнюю часть листка, где крупным шрифтом было напечатано: "Новый заговор против нашего народа".
Так Махмуд — владелец прокатной мастерской оказался в соседней с Азизом камере.
Когда Азиз увидел Александрию, она показалась ему прекрасной с ее чистыми широкими улицами, белыми, будто ледяными, когда светила луна, дюнами и стройными пальмами вдоль набережной, словно провожавшими взглядом уходившие в море корабли и парусные лодки.
Он приехал вместе с Эмадом и поселился с ним в комнатушке на крыше многоэтажного дома в торговом районе Ибра-гимийя. Он был тогда молодым, полным энергии врачом, получившим свой диплом два года назад. Он много ездил по городу, исколесил все его районы, встречался со студентами, организовывавшими демонстрации в университете, с бастующими рабочими в районе Кермуза. А когда товарищей бросали в тюрьмы, чем мог помогал их семьям.
Уже тогда Азиз понимал, что ему тоже суждено закончить свой путь там, где исчезали многие его товарищи. Однако он старался не думать об этом, отдавая всю свою энергию и время текущим делам. Ведь это были времена, когда и дня не обходилось без знаменательных событий.
В тот теплый июньский вечер, когда он возвращался домой в свою комнатку, он не ожидал ничего необычного. Под мышкой он нес книгу, которую купил днем, — "Очерки современной истории", и предвкушал удовольствие, которое она ему доставит, У него было приподнятое настроение еще и оттого, что он многое успел сделать за день. В деталях была продумана организация демонстрации. Волна недовольства политикой короля прокатилась уже по всей стране, и наступило время действовать.
Он вышел на крышу, полюбовался на мерцающие звезды и вдохнул полной грудью прохладный воздух. Легкий ветерок дул со стороны прибрежных дюн.
Внезапно грубые цепкие лапы схватили его, и не успел он осознать, что случилось, ошеломленный внезапностью атаки, как оказался со связанными руками за спиной. А потом он стоял перед человеком с глазами навыкате, как у лягушки. Человек сидел за массивным красно-коричневым столом. В глаза Азизу бил яркий свет, направленный прямо ему в лицо. Постепенно он освоился, пришел в себя. Ему лишь задали несколько вопросов, а затем вывели из комнаты и повели по длинному коридору, напоминавшему туннель. Гулко отдавались их шаги по каменному полу. Руки вскидывались вверх в военном салюте, смолкали голоса, когда они проходили мимо групп людей или часовых с непроницаемыми лицами, охранявших запертые двери.
Его завели в маленькую деревянную пристройку и приказали снять ремень, выложить все деньги и бумаги. После этого повели вниз по спиральной лестнице в недра мрачного здания, словно в пещеру. Одна за другой открывались и захлопывались двери, пока они не оказались в еще одной большой комнате. Грязные стены поблескивали от сочившейся влаги, напоминавшей пот узника. Пол был выложен неровными каменными плитами. Возле дальней стены — циновка из пальмовых листьев, настолько изношенная и изодранная, что уже не годилась как подстилка для сна.
Азиз присел на нее и огляделся. Тусклая лампочка под потолком не разгоняла сумрака, притаившегося по углам. Он поднялся и прошелся по камере, держась на расстоянии от стен, от их холодной сырости, Постепенно чувства успокоились. Здесь царила мертвая тишина и время тянулось медленно. Ему казалось, что он погребен глубоко под землей, далеко от жизни и людей.
В голову лезла неприятная, назойливая мысль: а что, если они забудут о его существовании, навсегда оставят его замурованным в этом большом склепе? Дрожь пробежала по телу, охватило острое чувство одиночества и беспомощности. Нет, подобные мысли надо гнать прочь. Такого не может случиться. Он принялся напевать знакомую мелодию Верхнего Египта, медленно вышагивая по камере, потом пошел быстрее, повинуясь ритму мелодии. Еще быстрее, как в танце. Он громко запел слова песни, хотя в помещении не хватало воздуха. Наплевать на этот смрад, на эту могильную тишину. Наплевать на тоскливый свет лампочки, на мрак по углам. Все это отступало, по мере того как рассеивался страх. Окружающую мерзость вытеснили песня и импровизированный танец. Хотелось бросить всему вызов, и с этим желанием пришло чувство оптимизма и даже озорной радости — примитивной, молодой, бьющей из глубокого источника, который не может иссякнуть.
Азиз все ходил и ходил кругами в своем безумном танце в подземном склепе в ту странную ночь, которую уж никогда не забудет. Танцевал, пока не почувствовал, что задыхается. Сердце бешено колотилось в груди, мышцы устали до изнеможения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128