Лицо, искаженное гримасой боли, обросшее черной щетиной. Порой Азизу казалось, что никогда раньше он и не видел отца, словно тот появился в его жизни после долгого отсутствия.
Странный мир, в котором Азиз жил, словно на какой-то его далекой окраине, в полной изоляции, даже когда виделся с матерью за обеденным столом или отходя ко сну. У него не было друзей, если не считать кучера Хусейна. Но это был человек из другого мира — конюшен и лошадей, — который был его родной стихией, в нем он чувствовал себя легко и уверенно. И на ребенка переходило это чувство: пропадало беспокойство и неловкость, окружающее становилось вдруг близким и понятным. Сидя возле Хусейна в тени гигантского эвкалипта, росшего на границе, отделявшей их сад от сада принца Амра Ибрагима, Азиз слушал бесконечный рассказ о лошадях, об их породах и нравах, о том, как они появлялись на свет и что случалось, если они заболевали. А иной раз стоял в конюшне, держа охапку корма и наблюдая, как он исчезает в пасти лошади: два ряда желтых зубов, между которыми шевелились зеленые листья и стебли, губы, похожие на черные резиновые ленты, настороженно косящий красный глаз. В этом мирке все ^^^^^^^^m^^^
было просто и понятно, и здесь он чувствовал себя счастливым, сам не зная почему.
В большом доме, кроме него, детей не было. Только изредка приезжали родственники с детьми, чтобы провести у них неделю-другую. Тогда рассеивался тусклый туман одиночества, появлялась радость общения и игр с себе подобными. Азиз носился с ними по коридорам, катался на маленьком голубом велосипеде, который привез с собой на корабле, по песчаным дорожкам их большого сада. Смеющаяся, кричащая и бегающая детвора. Во время этих нечастых визитов он обнаружил, что те дети, которых называют девочками, — существа иного склада. Они мягче в обращении и имеют свои особые привлекательные черты.
Они строили сообща дома из соломенных кресел, стоявших на садовой террасе. Как-то поутру он решил посмотреть, в чем же секрет девочек, отличающихся от других детей. Он выбрал бледную длинноногую девочку, стащил с нее трусы и принялся с большим интересом рассматривать ее тело. Разница во внешнем строении крайне удивила его.
В тот же вечер, когда мать вела его в ванную умываться перед сном, он спросил:
— Мама, а почему у девочек между ног нет того, что есть у мальчиков?
Она резко прикрикнула на него, сопроводив это угрожающим жестом. И он тут же ощутил чувство такой вины, будто совершил преступление, которому нет прощения. В то же время причины ее гнева он не понял. Во всяком случае, в первый и последний раз он обратился к взрослым с вопросом о сексе.
Для него эта тема стала табу. И потому он никогда никому не поведал о том, как однажды рослый чернокожий слуга загнал его в угол гостиной и начал показывать ему нижнюю часть своего тела. Он спасся от него, ухитрившись вылезти через окно в сад, едва сдерживая вопль страха. Многие годы после этого он не мог избавиться от кошмара, который время от времени снился ему ночами: огромный черный человек, стоявший в окружении восточной роскоши, поднимающий полы своей одежды выше живота и показывающий ему неприличные места. Он просыпался всякий раз с бьющимся сердцем.
Сквозь веки просачивался тусклый свет электрической лампочки. Он приоткрыл глаза. Возле кровати стоял человек — темный призрак, проникший в комнату неведомым путем: Азиз не слышал звука открывающейся двери. Сон или явь? Почему этот черный человек всю жизнь преследует его? Знакомая дрожь страха. Одежда, влажная от пота, прилипла к телу. Сон и реальность, образы детства и тюремной камеры — все перепуталось в эти мгновения. Сверлящий взгляд маленьких черных бусинок-глаз...
Голос Овейса вернул его к реальности:
— Вставайте и одевайтесь. Вас вызывают. Откинув колючее одеяло, он сел. Пальцы ног коснулись
холодного гудрона, и по телу пробежала дрожь. Исчезли остатки сна. В голове была полная ясность.
— Кто вызывает?
-Не знаю. Вопросов задавать не положено. Одевайтесь, и пошли.
Он снял пижаму и бросил на постель. Надел черную шерстяную рубашку и серые брюки, быстро натянул длинные носки и сунул ноги в туфли без шнурков. Машинально направился к двери, потом обернулся к медлившему Овейсу:
— Я готов. Идемте.
Снаружи чернела ночь. Луна и звезды скрылись за облаками. Их шаги - ритмичное поскрипывание песка под подошвами -единственный звук в ночи. Иногда слышно, как мечется ветер среди приземистых построек на обширном дворе. Они проходили через узкие двери в высоких стенах, отделявших один комплекс от другого, мимо часовых, стоявших навытяжку с ружьями на изготовку. Камни, камни, кругом безжизненные камни и эти часовые - каменные изваяния без души. Овейс что-то им нашептывал, прежде чем отомкнуть очередную дверь в каменной стене. В руке его - связка ключей, и каждую пройденную дверь он тщательно запирал за собой. Только в такие моменты его цепкие пальцы отпускали руку Азиза.
Маленькая постройка, обнесенная колючей'проволокой Узкая железная дверь. Они вошли и очутились в пустой комнате, если не считать узкой скамейки, прилипшей к стене и тростникового кресла посередине. Лязгнуло железо, и дверь за ним захлопнулась.
Комната была совсем крошечной: цементные стены замыкали пространство всего в пару квадратных метров. Этот серый голый склеп освещался тусклой электрической лампочкой висевшей на шнуре под потолком.
Он присел на лавку и стал ждать. Кресло, видимо, предназначалось для кого-то другого. Который час, он знать не мог но чутье подсказывало, что приближается рассвет ожидание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128