Лицо мужественное и одновременно холеное. Тело крепкое, сильное, но, видно, любящее комфорт.
Азиз первым-нарушил молчание:
— А когда ты дашь мне обещанные книги?
Он ответил в своей обычной манере — слегка в нос:
— Когда вернемся в Каир.
— И.чему эти книги меня научат?
Хусейн с раздражением отложил в сторону книгу, которую читал:
— Ты, я вижу, не настроен сегодня заниматься.
— Ответь на мой вопрос.
— Ну хорошо. Они научат тебя смыслу жизни.
— А ты знаешь, в чем смысл жизни?
— Думаю, что да. После того, как открыл для себя многие не щи.
— Ну так поделись со мной.
Хусейн на мгновение задумался. Его карие глаза смотрели I упорна Азиза.
— Жизнь не имеет смысла, если не совершить такого, что останется после твоей смерти.
— И что для этого нужно совершить?
— Освободить нашу родину. Избавить наш народ от нищеты И угнетения.
— Я тоже, между прочим, ищу смысл жизни, но не вижу его
в том, о чем ты говоришь. Для меня жизнь — загадка, нечто такое, чего я не могу объяснить. Люди являются в этот мир такими беззащитными. Они становятся жертвами обстоятельств и опасностей, которые подстерегают их на каждом шагу. Едят, женятся, занимаются любовью, в поте лица добывают хлеб насущный, не успевают оглянуться — и уже пришла смерть. Все на этом кончается. А что я-то могу изменить в заведенном порядке?
— Ты просто не умеешь широко мыслить и не видишь того, что происходит вокруг тебя. Неужели у тебя ни разу не возникло желания сделать жизнь лучше? Как ты можешь мириться с окружающей тебя нищетой и бесправием?
— Да я тут при чем? Не я придумал нищету и бесправие. С какой стати это должно меня беспокоить? Не понимаю, почему эти вопросы тебя так волнуют. Тебя что, трогают несчастья других людей или же ты ищешь более широкое поле деятельности для удовлетворения собственных амбиций? Я, знаешь ли, вполне счастлив тем, что делаю. И даю слово: когда стану врачом, буду лечить тех самых бедняков, о которых ты так печешься.
Хусейн сердито повысил голос:
— Ты, я вижу, иронизируешь на мой счет. Давай без этого!
— Я не иронизирую. Просто говорю, что чувствую. Жизнь представляется мне крайне запутанной, а иногда и пугающей. Постоянно возникают вопросы, которые меня волнуют. А твои ответы мне не кажутся убедительными. Впрочем, мне думается, что ответов я вообще ни у кого не найду. Вот уже больше года мечусь в замкнутом круге этих вопросов, и все безрезультатно.
— Ответы прямо перед тобой. Они совершенно очевидны, а ты их отвергаешь, — сказал Хусейн с досадой.
— Знаешь, дружище, не стоит все это так серьезно воспринимать. У каждого из нас, в конце концов, свой взгляд на вещи.
Деликатное покашливание послышалось за их спиной. Они обернулись одновременно, будто ища предлога прекратить затянувшийся спор. Дядя Абдалла стоял, переминаясь с ноги на ногу и держа за руку маленького мальчика в грязной шапчонке и голубой галабее, разорванной на груди, со слипшимися от гноя ресницами. Старик медленно направился к ним, подталкивая мальчика впереди себя.
— Господин Азиз, окажите милость, посмотрите, что у мальчонки с глазами.
Азиз взял мальчика за плечо и повернул его лицом к свету.
— Твой сын? — спросил он Абдаллу. -Да.
— Сколько дней у него такое творится с глазами?
— Два дня.
Азиз пальцами осторожно приоткрыл левый глаз. Несколько секунд всматривался в покрасневшее глазное яблоко, потом осмотрел другой глаз и повернулся к Хусейну:
— Скажи-ка нам, Хусейн, что ты думаешь на этот счет. А? Хусейн придвинулся к мальчику.
— Тебя как зовут?
Молчание. Он повторил вопрос. Дядя Абдалла шагнул ближе и громко ответил:
— Мухаммед, сиди Хусейн!
— А ну-ка подними голову.
Мальчик повернулся к отцу, ожидая от него указаний, потом потупил взгляд.
— Я сказал — подними голову.
Мальчик продолжал смотреть в землю, будто ничего не слышал. Внезапно тишину нарушил резкий звук пощечины. Голова мальчика мотнулась в сторону, он потерял равновесие и чуть не упал. И тут же пронзительно и тонко заскулил, словно раненое животное. Старик продолжал стоять как истукан на одном месте, будто ничего не произошло. Только по лицу пробежала мимолетная тень.
Азиз бросил удивленный взгляд на Хусейна, поднялся и легонько потрепал мальчика по голове. Всмотрелся еще раз в его лицо и сказал отцу:
— У него острое воспаление. Я пропишу глазные капли. По две капли в каждый глаз четыре раза в день. Кроме того, промьюай ему глаза каждый час. Я покажу как.
— Благослови вас аллах и избави от всех зол. Пусть даст вам доброго здоровья...
Старик ушел и увел мальчика с собой. Наступила долгая пауза. Азиз сел на скамью, открыл книгу и углубился в чтение. Хусейн поднялся и пошел к высокой акации. Стоя спиной к Азизу, он смотрел на поле люцерны.
Спустя некоторое время дядя Абдалла появился вновь с большим бронзовым подносом, накрытым желтой салфеткой. Он поставил поднос на мастабу и снял салфетку. На многочисленных маленьких тарелочках были разложены порции белоснежного риса, зеленых бобов, мяса, курятины, небольшая жареная утка, баклажаны, пиалочки с салатами и пикулями, стопка тонких лепешек и корзиночка с мандаринами, апельсинами и бананами.
— Хусейн! — позвал Азиз. — Иди есть! Обед готов.
— Потом... немного погодя...
— Ну смотри. Тогда, дядя Абдалла, поставь поднос в комма re.
— Что-нибудь еще желаете?
— Да. Принеси-ка нам чаю. Чайник и маленькие чашки, ЧТО я привез с собой.
...Скользящая дверь тихо прокатилась по стальному пазу. Босоногий арестант вошел бесшумно, как призрак, в своем синем халате. Он нес поднос с двумя чашечками янтарного чая. Осторожно поставил их на столик и вышел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128