— Что здесь происходит? — внезапно, как из-под земли, возникла Зося.
— Всякое...— Лерка подбежал к Зосе.— Об жизни потолковали! Мужской разговор...
Он крепко стиснул ей локоть и силой повел из сада. Зося вцепилась в Ваську, потащила за собой. Мотыль, в последний раз окинув взглядом темные кусты, где на карачках копошился Аким, засеменил за ними.
Пересекли двор училища, вышли на улицу. Кое-где в домах уже затеплились огоньки. Прохладный аромат черемухи овевал разгоряченные липа, терпко щекотал ноздри. Лерка чувствовал себя победителем, а потому вел себя развязно, самонадеянно. Был уверен, что понравится Зосе. Смотри, дескать, вот настоящий герой! А что твой Васька? Нет, чтобы Акиму в морду врезать, пальцем не шевельнул.
Недовольный Мотыль пыхтел сзади. Ему не по душе были разглагольствования Лерки. Но он терпел их. Зося тоже молчала. Какая неприятность! И все из-за Акима. Нет, надо ей с ним серьезно поговорить, раз и навсегда.
Неожиданно Зося заметила, что правая рука у Васьки неестественно согнута. И вообще Васька держал ее как-то неуклюже, па весу. Осторожными пальцами она взялась за рукав его пиджака и обомлела: он был влажный!
Зося остановилась и, будто завороженная, смотрела на Васькину руку. Потом порывисто потянулась к ней, приподняла рукав пиджака, и глаза ее округлились от страха.
— Что это? — шевельнула она бледными губами.— Кровь? — и брови ее в отчаянии заломились.
— Ничего страшного,— как можно спокойнее сказал Васька.
— Ерунда! — поморщился Лерка.— До свадьбы заживет! — И, похлопав Ваську по плечу, захохотал.
— Сними пиджак! — приказала Зося.— Ну живее, живее! — К ней разом вернулись присущие ей уверенность и самообладание.— Надо перевязать рану! Только где бы? — Она посмотрела по сторонам.— Давай-ка зайдем в аптеку.
— Дома перевяжем,— замялся Васька.— Невелика беда...
— Тогда давай быстрей!
Васька покорно вздохнул, искоса, украдкой взглянул на нее и тут же виновато отвернулся: увидел, как Зося смахнула с ресницы крупную слезу.
На работе Васька чувствовал себя неважно. И здесь, среди друзей, не покидало понимание того, что на сей раз ему не разминуться с Акимом. Сегодня ли, завтра, но тот его выследит и отомстит за все разом. Инструмент выпадал из рук, когда думал об этом.
В конце смены Васька, измученный самобичеванием — он клял себя за трусость и малодушие! — пошел заглотнуть газированной воды. Тут, у сатураторной установки, встретился ему молча наблюдавший за ним весь день Толяна.
— Рассказывал Мотыль о твоей битве с Акимом,— высокие, по-девичьи тонкие брови Толяны в тягостном раздумье сошлись па переносице.— Это хорошо, что ты дал ему сдачи.
— Если бы я...— расстроенный Васька выцедил стакан холодной воды, рассеянно вертел его в руке.
— Главное, что не сдрейфил.— Толяна отобрал у него стакан, поставил на стойку под краник.— Достойный отпор с такими, как Аким, решает все. Они чуть что — стаей, будто волки, любят нападать. Устоял перед ними, перешел в наступление — и баста, отбой! Хватит! Не на того нарвались!
— А по-моему...
— Что по-твоему? — перебил его Толяна.— Думаешь, выслеживать тебя будет? Ха-ха! —хмуро хохотнул он.— Я вдвое старше тебя, Вась-Вась, и видел на своем веку этих акимов ой сколько! И поверь: все они, как с одного станка, похожи друг на друга.— Он помолчал, сосредоточенно потирая кончиками пальцев бледный, уже тронутый морщинками лоб.— Приходилось и мне сталкиваться с акимами.
Толяна поправил под краником граненый стакан, наполнил его шипящей водой, быстро выпил.
— Твердым будь! Не гнись! Водится за тобой такой грешок! — Он улыбнулся Ваське. Скупо. Будто жалел доброты.— Мотыль и Мамлюк поддержат тебя.
— Да и Антрацит...
— Антрацит? — Толяна вяло шевельнул тяжелой челюстью.— Вот за Антрацита я не ручаюсь.— Покачал головой.— Не тех в друзья выбираешь...
Прямо от сатураторной установки, еще раз с упоением хлебнув колючей воды, Васька поплелся домой: чему быть, того не миновать. Конечно, Толяна прав в одном:
негоже нюни распускать. Надо быть потверже и порешительнее. А то даже самому себе стыдно признаться, как Аким его запугал. Не успел Васька дойти до проходной завода, как мелкий, накрапывающий дождь перерос в ливень.
Тучи обложили небо, стало темно, как ночью. Тугие серые струп наискось больно секли лицо, студили тело. Спасаясь от них, Васька заскочил в мартеновский цех, весь рудный пролет которого уже покрылся кипящими лужами. Печи дышали жаром. Языки пламени, вырываясь из загрузочных отверстий, облизывали пол.
Смывая с труб ржавую пыль, неистовствовал ливень, а рядом в печах—жидкий расплавленный металл! Ки-яела сталь! Из пода печи выбивались бело-малиновые протуберанцы: глазам больно от их ярко слепящего жаркого света! Казалось, люди решили отлить в печах свое заводское солнце.
Васька прислонился плечом к ажурной металлической ферме. Глухо шумел ливень. Рычали машины, загружая в зев печи влажное, поблескивающее в дожде сырье. Тяжелые мульды со скрапом, рудой и известняком вползали в печь, переворачивались вверх дном в бушующе-пен-ной кипени. Старший сталевар, будто мудрец из сказки, сквозь синие стекла смотрел в огонь: готово ли солнце? «Видать, умный мужик! — издали залюбовался статной фигурой сталевара Васька.— Плавку вести непросто. Сталь варить — не варенье!»
Из дальнего сумрачного конца цеха, вздрогнув железным телом, со спокойным клекотом подплыла солидная птица, неся в клюве десятитонный ковш, остановилась у летки, откуда огнепадом полилось в ковш земное солнце. И по всему разливочному пролету сразу запылали
золотые звезды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60