Вслушиваясь в его по-ребячьи забавный вопль, Зося вся подалась вперед, напряглась в какой-то задумчивой сосредоточенности. — Ну спать-то я с ним не спала,—спокойным ровным голосом наконец произнесла она.— С детства предпочитаю спать одна.— И вдруг пристально, с вызовом взглянула на Ваську.— А вот игры кое-какие, любовные,— подчеркнула она, были.
Васька ошарашенно смотрел на Зосю. До самой последней секунды он не верил Антрациту: все-таки сплетни разные. Кто по зависти, кто по злобе. Развесь уши — наговорят, слушай только. И вот, пожалуйста...
Уже настоящая, большая обида едкой пеной поднималась из сердца, гасила разум. Ведь он ее считает святой, боится прикоснуться к пей как к какому-то божеству, стесняется при ней произнести хоть мало-мальски грязное или постыдное слово. А она...
— Знаешь,— вкрадчивым, елейным голосом продолжала Зося,— порой так хочется неизвестного, запретного. А Аким смелый, отчаянный, запретов для него не существует. В городе его все боятся? Так ведь?
Ее слова, тихие, теплые, мягкие, падали на отупевшего Ваську глухо, тяжело, гнетуще. От них мутило, от них раскалывалась голова. Уйти, что ли?
Внезапно, будто проникнувшись Васькиным состоянием и пожалев его, Зося стремительно привстала, жадно заглянула в его осунувшееся лицо.
— И ты веришь тому, что я говорю сейчас? Веришь? — Верю, конечно,— едва слышно, но как можно тверже произнес Васька.
— Почему «конечно»?—Васька ощутил, а может, ему показалось в этот миг, что у нее похолодели пальцы, нежно гладившие его по щеке.— А почему бы взять и не поверить? — В ее голосе Васька неожиданно для себя, оглохшего, в конце концов уловил настойчивую просьбу. Но эта просьба была ему неясной, а разобраться, что к чему и как, чего от него хочет Зося, в таком душевном разломе просто не мог.
Она коснулась его лица мягкими, в розоватой пыльце отцветающих степных гвоздик ладонями, повернула к себе и долго при свете ярко разгоревшихся звезд всматривалась в него.
— Значит, я плохая по-твоему? Значит, когда ты пришел ко мне, ты уже держал этот камень за пазухой? Молчишь? — Зося зябко повела поникшими плечами.— Ну что ж, как знаешь...
Зося медленно опрокинулась на траву, раскинув руки. Васька смотрел на нее непонимающе, удивляясь той перемене, которая мгновенно произошла с Зосей. Минуту назад эти руки, как и вся она, были переполнены смиренной лаской, а теперь лежали такие безжизненные, будто обескровленные.
Васька провел языком по губам, пересохшим, шершавым.
«Чужая она мне, чужая! Что делать? Как вести себя дальше в такой ситуации?»
Ничего не придумав, он встал и, не оглядываясь, пошел к станции. В той стороне желтыми точками мерцали фонари: казалось, чернела пленка, густо исколотая золотой иглой.
Услышав звон легких догоняющих шагов, Васька приостановился, через силу обернулся.
Раз! Два! Три! — хлестко, с оттяжкой полоснули удары по его лицу...
Предчувствия никогда не подводили Ваську. И вот теперь уже четвертую ночь он никак не мог уснуть. Он жил новой, обязательно скорой и неизбежной встречей с Зосей. Что принесет ему эта встреча? Дружбу и любовь или раздор и вражду? Л как чудесно все начиналось, и на тебе!.. Зачем он в тот злополучный вечер наговорил ей гадостей? Поверил Антрациту. Л сам Антрацит теперь открещивается от своих слов: ему, дескать, наболтал Аким и, может, неспроста: знал, что все будет передано Ваське. И здесь яснее ясного — очернить Зосю в глазах Васьки в интересах Акима.
Бессонница подковала светло-зеленые глаза Васьки синими подковами, которые придавали и так бледному лицу его мученический вид. Васька это знал и потому по утрам долго и тщательно остуживал лицо холодной водой, а в цехе, когда кто-либо пытливо разглядывал его, смущенно отворачивался.
Да, встреча неизбежна. Васька ждал ее с нетерпением и страхом. Насколько все было проще в детстве: подошел бы к Зосе, взял ее мизинец в свой, проговорил: «Мирись, мирись и больше не дерись!» — и баста, ссоре конец. Но из детских штанишек Васька вырос...
Увиделись случайно. После смены Васька с Мамлюком пошли в универмаг купить ремешок на часы, у Васьки он от ветхости лопнул. С ними увязался и Мотыль: мол, покупка—дело серьезное, а он-де знаток в ремешках.
Едва друзья переступили порог универмага, Васька заметил Зосю. Она стояла у прилавка отдела женской обуви вместе с подружкой, с той самой, что была вместе с ней в тот раз на танцплощадке. Тогда он еще подумал: не цыганка ли? И сейчас темно-карие, почти черные глаза ее лукаво лучились в улыбке.
Мотыль тоже заметил Зосю, шепнул Мамлюку. Тот оживился: где? Ах вот она, разбившая вдребезги сердце котельщика!
— Вась-Вась, подойди!
— К кому? — с недоумением, будто не понимая, о ком идет речь, уставился на Мамлюка Васька.
— Брось ты прикидываться,— энергично подтолкнул его Мамлюк к отделу женской обуви.— Видишь, как она смотрит на тебя! — В нарочитой ярости зашипел: — Слепец!
Васька, поддаваясь сиюминутному искушению, чуть скосил глаза. Зося по-прежнему стояла у прилавка, увлеченно беседуя с подружкой, п, по-видимому, просто не замечала Ваську. «Ну что за люди! — в душе возмутился Васька.— Не могут жить без подначки!»
— Отстаньте! — сердито сказал он.
— Что ты ломаешься, как сдобный пряник? — скривился Мамлюк.— Подойди!
— В ссоре я с нею! — коротко объяснил он. И чтобы слова его звучали убедительнее, полновеснее, добавил: — Вернее, расстались мы.
— «Расстались мы, светила из-за туч луна. Расстались мы, и снова я одна. Да, я одна!» — дурашливо закатив глаза, тихо, но с трагическим надрывом затянул Мамлюк.
— Не вой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60