— Заждался небось?
— Что-то есть.— Васька нарочито небрежно встал, потянулся, разминаясь.
— Сейчас умоюсь, пообедаем и потопаем...
Пока отец, фыркая и постукивая медным поршеньком, мылся под рукомойником, мать накрывала стол под акацией. Васька вынес из хаты три стула и, помогая матери, стал нарезать толстыми ломтями хлеб.
День густел. Горизонт подернулся сизою, мутнеющей дымкой. По изжелта-синей небесной кальке чертил белые параболы реактивный самолет. Слышно было, как за шлаковыми отвалами в сортировочном цехе гремели загружаемые в вагоны швеллеры.
— Ты там хорошо поговори,— помешивая половником парующий борщ в кастрюле, поучала мать отца,— как надо поговори. Работать-то мальчишке надо. Не собак же гонять по улицам.
— Поговорю, - буркнул отец.
Васька знает: отец ужас как не линии ходить будь к кому с просьбами. Тем более с такими, как сейчас, когда надо выделить сына изо всех, хлопотать за него И Васька хорошо понимает отца, сам такой же: как кого просить — острый нож в сердце.
Отец тщательно выбрился опасной бритвой, надел новую рубашку и новые лакированные туфли. Долго причесывал перед зеркалом остатки волос на голове, потом, подавив вздох, рвущийся из груди, кивнул Ваське: ну что ж, двинули...
Во дворе уже смеркалось. В вечерней степи грустно кричали поезда. После разговора отца с Карповым дело резко сдвинулось, и через два дня Васька Неулыба уже получил направление в котельно-ремонтный цех.
Ночь перед выходом на работу Васька почти не спал. Он опасался, что мать, как всегда, жалея его, разбудит поздно, и тогда он не успеет в цех. А на отца надежда маленькая, тот вообще уходил из дома ни свет ни заря.
Васька ворочался с бока на бок, пока сон все-таки не сморил его. Но лишь только рассвет сбросил с легких небес бледный крючок месяца и выпустил из-за степного кургана красное, еще полусонное солнце, Васька был на ногах. Подбежал к рукомойнику. Так и есть — воды одна капля. Вчера забыл принести из колонки и залить в бачок, а мать, видно, за своими хлопотами не успела. Ладно, не беда — наскоро умылся мутной дождевой во-
дой из железной бочки, стоявшей под желобком крыши, и помчался на завод. Спустя какой-то час Васька был определен в бригаду котельщиков. Поскольку технику безопасности Ваське прочитали еще в отделе кадров, мастер по ремонту оборудования Ибрагим Фарфудинов счел нужным дать ему лишь обязательное в таких случаях наставление, как вести себя в трудовом коллективе, и на этом оформление Васьки Неулыбы на работу было закончено.
Фарфудинов, кряжистый, толстогубый татарин, со смуглыми, слегка опавшими щеками, тяжело спустился по выщербленным ступенькам конторы и в сопровождении послушно шедшего за ним Васьки медленно, вразвалочку зашагал по цеху.
Как в большой железной голубятне с высоким потолком, по краям которой застенчиво приютились закопченные, кое-где разбитые стекла окон, в котельно-ремонт-ном цехе отчаянно метались крупные синие вспышки электросварки. От их едкого, искрящегося пуха першило в горле и появлялся неприятный чесночный привкус во рту.
— А-а? — протянул Фарфудинов, полуобернувшись к Ваське, и кивком головы показал па аллегаторные ножницы, под которыми жалобно попискивали стальные заготовки. Не зная, что ответить, Васька посмотрел туда, где мощными челюстями откусывали металл, и заулыбался.
— Что, не приходилось в школе видывать такое?.. То-то,— коротко изрек Фарфудинов и зашагал дальше.
В самом углу цеха, возле громадного сливного ковша, деловито суетились трое ребят. К ним-то и подошел Фарфудинов. Васька с любопытством смотрел на ковш: наверное, в нем жидкий чугун возят.
Вблизи ковша, у верстака, зажав стальной прут в тисках, стоял огненно-рыжий парнишка лет шестнадцати и нарезал леркой резьбу. Рожица у парнишки смешная: вся в светлых частых рыжинках. Кажется, будто ее кто обрызгал подсолнечным маслом.
Завидев подходящего Фарфудинова с неизвестной личностью в новой спецовке, парнишка остановил работу и с любопытством воззрился на Ваську.
— Где Новохатский? — спросил мастер.
— Толяна? А вон идет,— торопливо-радостно сообщил рослый детина, приподнимаясь с гаечным ключом из-за деревянного стеллажа.
Васька заметил идущего по пролету худого, слегка сутулившегося из-за своего высокого роста человека в зеленом вылинявшем пиджаке.
— К тебе в бригаду,— Фарфудинов указал на Ваську.
— Ладно,— и Новохатский, даже не взглянув на выжидающе стоявшего новичка, повернулся к рослому детине и рассерженно процедил сквозь зубы: — Антрацит!
— Чего? — быстро отозвался тот.
— Где планки?
— Какие планки? — парень посмотрел на бригадира.
— Те, что вчера подготовляли,— Новохатский хмуро уставился на Антрацита.— Ну, что рот раскрыл? Для скрепера...
— Ах, для скрепера,— оживился парень, и черные глаза его обжигающе блеснули.—Так бы сразу и сказал.
— А я как сказал? — насупил белесые брови бригадир.
— Все понятно,— весь подобрался Антрацит.— Целы они, куда им деться. Сейчас принесем. За сверлильным станком лежат.
Антрацит достал из потрепанных карманов жирна блестящей от мазута спецовки новые рукавицы и небрежно кивнул двум прислушивающимся к разговору парням:
— Мотыль! Мамлюк! Пойдемте! — И увидев, что ог-ненно-рыжий парнишка положил лерку на верстак и паклей вытирает руки, собираясь идти с ними, строго произнес: —Ты, Мышка, не нужен! Занимайся своим делом!
Тот огорченно шмыгнул носом: ему, видимо, хотелось пройтись по цеху, развлечься с ребятами.
— Прихвати с собой и этого паренька,— Новохат» ский легонько толкнул Ваську в плечо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60