Васька остановился.
Сбивая по-оленьи круто запрокинутыми рогами зеленые вспышки с проводов, трамвай прогрохотал мимо Васьки и, добродушно пофыркивая, замер у ожидалки с бетонным козырьком.
Створки распахнулись, и по приступкам проворно сбежал на асфальт Аким. При виде Акима у Васьки екнуло сердце. Не только от страха, конечно, хотя встреча с Акимом ничего хорошего Ваське не сулила. Неприятен ему был этот человек.
Аким не заметил Васьки. Он галантно протянул кому-то руку, и, опираясь на нее, улыбчиво сошла на землю... Зося.
Если бы сам Васька не был свидетелем увиденного — ну ей-богу! — если бы ему рассказали об этом, он никому и никогда не поверил. Всего день назад у него с Акимом произошла кошмарная стычка, от которой Васька и по сию минуту не пришел в себя и не представляет, чем для него она еще закончится: Аким жесток, он не из тех, кто прощает оскорбления. С дру-
гой стороны — Зося, лучший друг, которая пойдет за Ваську в огонь и в воду. По крайней мере так ему казалось. И вот, пожалуйста... Любезничают как ни в чем не бывало. Будто Васьки Неулыбы и в природе не существует.
Все происходящее у него па глазах не укладывалось в голове. А может быть, Зося водила его за нос? Делала вид, что Васька ей дорог, а сама крутила любовь с Акимом? Это на нее не похоже. Ну тогда почему они вместе?
Обида захлестнула Ваську, даже в висках закололо. Состояние ошарашенности, подобное космической невесомости, длилось у Васьки несколько секунд. Зося сразу же заметила Ваську. Она приветливо окинула его взглядом из-под темных полукружий бровей и, с легкой улыбкой сказав что-то Акиму, направилась к нему. Синие глаза се светились спокойной радостью.
Но Ваське будто кто кукиш сунул под самый нос — взъерепенился. Вот нахалка! Смотрит на него так, точно ничего не случилось.
Если бы она засмущалась, сконфузилась, ее поведение Ваське было бы понятнее.
Но пег! Глаза Зоси лучились самой чистотой и преданностью. Будто и не было рядом с пей Акима, будто не ухаживал он за ней, помогая спуститься по крутым трамвайным ступенькам, будто не она только что улыбалась ему, опасному Васькиному недругу.
А Зося подошла к Ваське и запросто, как всегда, взяла его под руку. Васька взглянул на Акима. Тот, притворно-равнодушный, стоял в каких-то двух метрах от них и холодными, откровенно презрительными глазами смотрел на Ваську.
И то, что Зося взяла его под руку, показалось Ваське в такой ситуации верхом бестактности, фамильярностью, и он выдернул свою руку. Одним прыжком достиг трамвая, вскочил в него.
— Что с гобой? Куда ты?
— Тороплюсь я,— пробормотал Васька под шум сдвигающихся створок, п вряд ли Зося могла услышать его лепет.
Трамвай плавно, будто нехотя, тронулся с места и, постепенно убыстряя бег, понесся, постукивая колесами, по длинной, состыкованной шпалами колее. Васька приник к заднему стеклу. Он видел, как к Зосе подошел Аким и они не спеша пошли рядом.
Злость тугой петлей перехватила горло Ваське, казалось, от удушья помутился рассудок.
Васька выскочил из трамвая на следующей остановке и побрел, не понимая куда. Однако чуткие ноги сами находили дорогу и упрямо, как по магнитной стрелке, вели домой.
«Боже, какая несправедливость!» — терзался Васька и от отчаяния чуть по плакал. Он бьется с Акимом, можно сказать, жизни не жалея, защищая Зосю от его посягательств, а она...
Много грязных слов щекотали Ваське язык, и он торопливо и горестно сплевывал на пыльную обочину дороги.
Но, придя домой, Васька поостыл. С ним такое бывало не раз.
Сначала погорячится, наломает дров, а потом досадливо чешет затылок: а стоило ли из-за какой-то ничтожной чепухи ссориться? Отец не однажды, поучая, твердил: ссориться по пустякам — глупо! Держи себя в руках, будь мужчиной! Прежде чем что-то сделать или сказать, пошевели мозгами. Семь раз отмерь, один раз отрежь!
Нет, Васька никак не мог усвоить эту простую отцовскую науку-премудрость.
«Да что, собственно, произошло? — уже почти спокойно размышлял Васька.— В рабочем поселке они живут рядом. Зося как-то говорила, что их родители даже дружны... Ехали в одном трамвае? Ну и что с того?..»
Небо с дымными облаками чугунным серо-голубым колесом медленно и тягостно вращалось над головой, ослепительно-белое, режущее глаза, какое-то автогенное солнце неприятно запуталось в ветвях далекой тополиной левады. Сгущались сумерки. От влажной земли потянуло теплынью.
«Любимая! Как не хватает мне тебя! — расстроенный Васька неприкаянно слонялся по двору.— Трудно мы шли навстречу друг другу. Все какие-то камни под ногами, острые, раздирающие подошву в кровь. И чаще все я виноват. Конечно, я и сам знаю, что не сахар. Но истинно говорят люди, что надежным другом является тот, который знает о тебе самое плохое и все-таки умеет ценить тебя».
Но вот и закат догорел. На небе остался холодный серый пепел. Раскаянию Васьки не было предела. Приближалась ночь, а с ней печаль.
«Милая! — кручинился Васька.— Встречаемся мы с тобой не часто. Совсем редко. Душно без тебя! А встречи — что ж, они хороши, по как кусочки льда в жару. Быстро растает в руке лед. Лишь от встречи остаются воспоминания, как долго и нежно холодящая кожу влага».
С первой звездой Васька отправился спать, чем озадачил мать: не заболел ли сын — и весьма порадовал отца. Тот понял Ваську по-своему,
— Молодец, Василий! Мыслишь правильно. Завтра тебе туго придется. Третью домну ил плановый ремонт остановили. Нар-роду нагнали! — позевывая, говорил он.— Будь поосторожней. Много людей, много неразберихи. В том году какой-то раззява молоток упустил сверху и чуть парня не убил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60