Но думаю, что куча золота успокоила дух его и скоро привела в забвение укорения богатыря русского, ибо часто видим мы, что металл сей способствует к равнодушному совершению безбожнейших подвигов людям и не так подлого состояния, каков был Хатер.
Между тем слава не дремала со своею гремящею тру бою и имя Звениславово толь почтенным учинила при дворе Владимировой, что принят он сим монархом с отличною радостью и оказаниями почестей. Милости и благосклонность великого государя русского учинились тем больше, когда Звенислав на подвигах с непобедимыми его богатырями Добрынею, Чурилою, Алешею и прочими оказался не только им не уступающим, но, может быть, и превосходящим.
В бытность свою чрез пять лет в услугах Владимировых Звенислав известен под именем дворянина Заолешанина. Он осматривал все редкости и великолепные здания в именитом граде Киеве, но я не буду описывать (говорит историк его повести) подробности его примечаний: в чем согласен весь свет, что Киев был первый город в подсолнечной в рассуждении богатства, греческой архитектуры и крепости стен своих, созданных на освященных водах реки Буга. Равномерно не распространюсь я в повествовании тех бессмертных дел, кои совершил Звенислав в служении Владимиру Понеже предварили меня в том писатели временников, как-то освобождение царевны греческой, царей Цимисхиев сестры, из плена хозарского князя Чула. При сем Звенислав делал опыт над своим Самосеком, который, во время его отдохновения в шатре, порубил все высланное на богатыря хозарское войско. Потом победил он на поединке самого Чула и принудил его не токмо возвратить царевну братьям ее с честию, но и за плен ее заплатить сто тысяч фунтов золота. Потом при избавлении вятичев от владычества тех же хозаров оказал он Владимиру немалую услугу, взяв одною своею рукою город их Саркел, или Беловеж, и введ во оный засаду воинов русских. Равномерно оказал он силу свою в походе со Владимиром на кроватов; и когда, в отсутствие сие, печенеги впали в Россию с сильным войском, тогда Звенислав снял на себя прогнать их и дни в два настиг их при реке Трубеже. Тут учинил он великое им поражение и убил исполина их Кудара. Бегущие после сего печенеги встрелись с отрядом войск Владимировых, посланных и поспешавших на помощь Звениславу, и быв гонимы с одной стороны богатырем сим, а с другой встречены оным отрядом, истреблены вконец. Не меньше славен его подвиг в убиении стоглавого чудовища, желавшего выпить до капли воду в реке Днепре. По тридневном без отдыха с ним сражении Звенислав изрубил оное в части.
Когда учинился в областях Владимировых мир и когда тщетное проведывание чрез стекающихся в Киев богатырей о искомых Звениславом особах учинило грусть его возобновившеюся, просил он Владимира о увольнении его из своей службы, открыв чистосердечно причины, его к тому принуждающие Бесплодно старался Владимир, обязанный его подвигами, удержать его при себе: двор его лишь умножал тоску его, он видел при оном только счастливых любовников, и возлюбленная Алзана была одно его желание. Он оставил Киев и поехал с верным своим спутником Слотаном к тестю своему князю Котагеду, чтоб открыть наконец о несчастии своем, которое до тех пор от него скрывал Он достиг туда в самое нужное время, ибо нашел кровопролитное сражение пред самою сто лицею. Аланский князь Сарозий узнал, что князь Котагед лишился своего сына и от чувствуемой оттого печали впал в таковую слабость, что совсем не рачил о правлении своего государства. Сарозий хотел оным воспользоваться и, пришед во ста тысячах войска, уповал без затруднения покорить себе княжество обрское. Котагед потерял уже два сражения, и сие долженствовало решить судьбу обров, однако оные были разбиты и бежали. В сем обстоятельстве ветрел их Звенислав. Он остановил тех, коих мог, а в другую сторону послал Слотана ободрить и удержать бегущих воинов. Напирающие аланы вскоре почувствовали тяжесть ударов Самосека, и сам Сарозий омыл в крови своей свое властолюбие. Звенислав не щадил неприятелей, Слотан с ободрившимися обрами делал чудеса храбрости и не прежде остановился от преследования, как за пределами владения своего государя.
Радость Котагедова была неизобразима, когда узнал он, что избавлением своим должен храбрости своего зятя, коего равномерно считал погибшим, как и детей своих. Звенислав соединил с ним слезы радости и, рассказав о подробностях, касающихся до Алзаны, Тарбелса и Любаны, подал некоторую надежду, что оные когда-нибудь сыщутся и присоединятся к его родительским объятиям. Княгиня Селта, взирая на красоту своего зятя, не желала больше, как видеть дочь свою совершенно счастливу в соединении и докончании ее брака. Звенислав не мог долго наслаждаться нежностию своих родственников; его ничто не могло утешить без Алзаны, и для того простился он с князьями обрскими, чтоб продолжать свои поиски. Котагед позволил на сие не инако, как с пролитием горчайших слез.
— Я почти отчаиваюсь видеть детей моих,- говорил он.— Небо даровало мне тебя, но ты оставляешь меня печали и опасности. Кто подкрепит без тебя скиптр в ослабевающей руке моей?
Государь! — отвечал ему Звенислав.— Опасности ваши суть мои собственные, но не видите ли вы, что я не могу жить, лишенный возлюбленной моей супруги? Само божество повелело мне искать оную, и кто знает, не крайне ли потребна ей моя помощь? Может быть, страдает она во власти какового-нибудь мучителя; друг мой Тарбелс, может быть, сносит жесточайшую неволю, и в таком случае кто защитит его дражайшую Любану?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184