Свет сего таинственного огня столь был ярок, как бы солнечный в ясные полдни, и потому Баламир без труда мог различать предстоящие ему предметы. Стены сего подземного здания не имели других украшений, кроме что состояли из разноцветных выясненных мраморов, и содержали по местам надписи неизвестными характерами. Посреди пола стояло столбу подобное возвышение, имеющее девять ступеней, а на верху оного лежала мертвая голова, и перед нею из некоего металла сделанная дудочка.
Долго Баламир трудился над разобранием надписей; оные были непонятны. Осматривал, не находится ли куда далее выхода, но не видал кроме дверей, в которые он вошел. Восклицал троекратно; никто не ответствовал. Не получая нималого объяснения, вспал он на мысль засвистать в дудочку, находящуюся близ мертвой головы, и в сем намерении пошел он по ступеням на возвышение с восточной стороны. Но едва лишь вступил на третью ступень, увидел стоящего пред собою и неизвестно откуда взявшегося старика. Одежды на нем были черные, с изображением некоторых неизвестных характеров, а в руке своей держал он волшебный жезл.
— Король уннский! — вскричал он в некотором замешательстве.— Сколь ты счастлив, что пошел взять роковую дудочку с восточной, а не с другой стороны, ибо в прочем ты погубил бы навек царицу дулебскую.
— Я погубил бы! Чем? — сказал Баламир с удивлением.
— Не жди от меня объяснения на то,— отвечал старик.— Пойди на восток, проведывай о славном странноприимце Зелиане. Если оный откроет тебе о источнике того неистощимого богатства, кое он ежедневно непонятным образом расточает, ты, может быть, тогда проникнешь в тайну судьбы твоей, моей и царицы дулебской... Но, ах! я дорого плачу за сие тебе наставление,— сказал старик с трепетом и в то ж мгновение ока превратился в каменный истукан, держащий в руках медную стрелу.
Баламир с удивлением и ужасом взирал на сие очарование; старался увериться, подлинно ли старик потерял жизненность: не было в нем ни малого знака оной; желал оказать ему помощь, но боялся ко всему коснуться и вознамерился идти на восток.
— Возьми медную стрелу! — вскричал прежний голос, слышанный им пред расступлением горы.
Баламир вздрогнул, однако ж повиновался и, взяв стрелу из рук истукана, оставил пещеру и шествовал в определенную страну света. Целый месяц препровел он в пути, странствуя сперва в пустыне, а потом в местах обитаемых; но нигде не удовлетворили его вопросам о Зелиане. Напоследок взошел он на прекрасную долину и устремлялся приближиться к виденному вдали огромному зданию. Вдруг схватили его несколько вооруженных воинов и расспрашивали, куда он шествует.
— Я иду к странноприимцу Зелиану,—отвечал Баламир.
— Ты никогда к нему не достигнешь,—сказали воины,—если не дашь клятвенного обещания никому никогда не сказывать, что ты у него был и что тебе известно его имя.
«Сие чудно,— думал Баламир.— Человек, расточающий несчетные богатства на странноприимство, не хочет, чтоб сказывали, где он обитает».
Он вопрошал о причинах сему; ему не ответствовали, и он согласился дать клятву. Его повели к виденному вдали зданию, и вскоре очутился он в чертогах Зелиановых.
Его ветрели великолепно одетые служители, и как тогда уже смерклось, отведен он был в богато убранную комнату и по омовении ног угощен изобильным ужином и получил постель, каковой не имел он лучше и в собственном своем дворце. Любопытство, наполнявшее его голову, мало дозволяло ему успокоения, и едва начало рассветать, он, совсем одетый, вошел в великую приемную комнату хозяина. Менее нежели в полчаса вся оная наполнилась разного состояния людьми; не одни только странствующие ожидали тут выхода Зелианова, но и имеющие в чем-либо нужду.
Хозяин не умедлил появиться. Он был прекрасный человек, около двадцати пяти лет, и одетый в печальном платье. На лице его изображалась глубокая горесть, которую не могло загладить упражнение его выслушивать просьбы и удовлетворять оным; и Баламир приметил, что у него недостает целой кисти у правой руки, коя была обвернута белым платком. Не было ни одного, коему бы он отказал в требовании, и не было ни одного, ко торый не просил бы у него денег. Два человека беспрестанно приносили на серебряном блюде кучи золота, а Зелиан позволял брать каждому сколько угодно. Мало нашлось взявших меньше тысячи червонных.
Один только Баламир остался без подарка, когда все уже вышли.
— Кажется, что вы, государь мой, не имеете нужды в деньгах,— сказал ему Зелиан.
— Благодарю богов,— отвечал Баламир.— Но я не без требования,— примолвил он.
Зелиан, усмотря из взглядов его, что он хочет остаться с ним наедине, выслал вон всех своих служителей.
— Теперь вы можете сказать оное,— продолжал Зелиан,— и будьте уверены, что зависящее от меня немедленно получите.
— О государь мой, я, конечно, невозможного не требую,— подхватил Баламир.— Важное для меня обстоятельство принуждает меня осведомиться о причинах, доставляющих вам несчетное богатство, кое вы ежедневно расточаете. Но не подумайте, чтоб корыстолюбие меня к сему привлекало; я удален желать вещи, мало меня пленяющей. Не воображайте также, чтоб и запрещение ваше, по коему обязан я клятвою не сказывать, что я у вас был и что мне известно ваше имя, рождало во мне бесплодное любопытство: нет, разрешение чудной судьбы моей и спасение некоторой великой царицы принуждают меня умолять вас о сем.
Зелиан во все время, когда Баламир говорил, смотрел на него с великим прилежанием, потом же, как бы пришед в восторг, сказал:
— По перстню, который вы на руке имеете, я разумею, кто вы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184