он не в состоянии уже будет преодолевать все затруднения, к которым, впрочем, неприметно доведет его любопытство.
Сказав сие, принудил он меня выйти. Я оставил пещеру, бросил шарик, следовал туда, куда оный покатился, и по наставлению очарованного волшебника чрез прикосновение кошельком воздвиг тот замок, в коим имел я счастие угостить ваше величество. Я, помня прорицание, полученное мною в дулебском боговещалище, узнал по носимому вами персню, кто вы, ибо уповал, что никто оный не может иметь, кроме будущего супруга сестры моей и, следственно, государя уннского.
В сем замке обитал я несколько лет, беспрестанно оплакивая урон моей возлюбленной и расточая неистощимые мои червонные. По сих пор еще не имею я никакого известия ни о Алциде, ни о Милосвете и не видел благодетельницу мою Зимонию. По отшествии вашем к сапожнику,— о которого жилище я мог уведомить вас, получа о том обстоятельное сведение,— продолжал я обыкновенное мое упражнение. Во вчерашний же день увидел я сего почтенного старика, посетившего мой замок. Я не сомневаюсь, что он самый тот пустынник, коему должен я моим воспитанием. Я хотел в том тогда ж удостовериться, но оный сказал на вопрос мой, что лицо мое ему незнакомо. Он обнадежил меня, что жилище родителей моих ему известно, и уговорил последовать за собою. Все мне в старике сем кажется чрезвычайно, и я уповаю, что он владеет таинствами высочайших наук, ибо путь до сапожника, расстоянием десятидневной езды, совершили мы пешие часа в два, равномерно достигли мы и до Ярослава и приплыли сюда уже водою в той чудной лодке, которую вы видели.
Зелиан, окончив свою повесть, сказал.
— Все предвещает мне, что начало к моему благополучию близко... Но, почтенный старик, если вы и незнакомы мне, если не вы воспитывали меня и не вас видел я в дулебах,— в чем, однако, не обманывают меня черты лица вашего,— скажите, истинно ли то, что я увижу моих родителей? Несчастия, претерпенные мною, влагают в меня недоверчивость ко всему, что не льстит моей надежде. Мне кажется невозможно уже мне видеть любезных особ, давших мне бытие, равно как и сию железную руку исцелевшею... Боги! — вскричал он. -- Я чувствую в ней жизненность. Неужели...
Он сорвал полотно, коим уверчена была рука его, и увидел, что оная получила прежнее естественное свое состояние.
Зелиан не мог уже больше выговорить ни слова от чрезмерной овладевшей им радости. Все собрание не меньше было удивлено тем, кроме старика, который занимался шептанием неизвестных слов тогда, как прочие поздравляли Зелиана с исцелением от очарования.
Супруг Алцидин, в сей час не можешь ты уже сказать, чтоб Зимония подала тебе пустую надежду,— промчался к ним голос с воздуха.
Все взглянули и увидели спускающуюся на облаке к ним женщину в белом одеянии с зодиаком чрез плечо и держащую в одной руке клетку с тремя белыми птичками, а в другой горшок, в коем посажена была цветущая роза.
Явление сие произвело приятное движение во всем собрании. Гипомен бросился с распростертыми руками и кричал:
— Любезная тетка! Зелиан также бежал к ней, не могши произнесть ни одного слова, и только показывал ей свою руку. Ярослав и Доброчест вопияли:
— Вот она, вот та женщина, в белом одеянии, о ней мы сказывали!
Баламир и Доброслав оказали ей почтение как волшебнице, а старик упал пред нею на колена.
Птички, сидящие в клетке, начали трепетать крылышками и кричать, а роза наклонила все свои цветы к Добро-славу.
— Почтенный хозяин,— сказала Зимония, сошед с облака к Доброславу.— Я, вознамерясь посетить вас в сей радостный меня день, не нашла лучшего для вас подарка, как сию розу, она бережена мною с особливым рачением. Я хочу, чтоб вы своими руками сорвали с нее все цветы и прикололи их к вашей шляпе.
Доброслав принял от нее горшок с особливым почтением и благодарил ее за посещение, получа притом надежду, что таково снисхождение от волшебницы дозволит ему употребить к ней просьбу в рассуждении урона, который поверг в страдание его сердце.
— Ах, Милостана! — воскликнул он, обоняя цветы.— Ты еще была прекраснее.
Зимония улыбнулась, взглянув на него, и хотела ему нечто сказать, но положение старика, стоящего еще на коленах, принудило ее обратиться к нему и избавить его от такового труда.
— Государь мой! — говорила она, посмотрев ему в лицо, как бы желая узнать, не знакомо ли ей оное.— Я не привыкла ни от кого требовать излишней мне почести, и вы, как незнакомый, одолжите меня, если оставите обряды, к коим, может быть, принуждает вас обычай страны вашей. Я нахожусь посреди моих друзей, к коих собранию и вы принадлежите, то позвольте мне искать вашей приязни.
— О, сколь бы я счастлив был, если б мог приобресть оную после...— Он не докончил и встал.
— Что ж вы медлите оказать мне удовольствие? — сказала Зимония к Доброславу.— Я ужасно желаю видеть шляпу вашу, украшенную розами.
— Ах, с великою радостью,— подхватил Доброслав,— когда вам то угодно. Но сия замасленная рыбачья шляпа, должен признаться, худое место для столь прекрасных цветов.
Он сорвал цветок и изумился, увидя, что оный и оставшийся в горшке куст совсем исчезли. Но он едва не лишился чувств, когда в то же мгновение ока очутился в объятиях своей возлюбленной супруги.
— Ах, Доброслав!
— Ах, Милостана! — воскликнули они оба, прижавши друг друга к груди своей, и слезы радости полилися из очей их.
Гипомен и Рогнеда, ибо она была та женщина, кою Баламир видел происшедшую из пепла, при сожжении старика с мертвою головою, также бросились к ним и присовокупили объятия свои к Доброславовым;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184