Очарованные затворы не устояли противу действия моего оружия и, распадшись, открыли мне свободный вход внутри жилища Зивиялова. Все, что ни представлялось моим взорам, было мерзко или ужасно для оных.
В одной стороне видел я прикованных чудовищ, терзающих еще трепещущие члены несчастных человеков, выданных им на пищу; в другой представлялись мне котлы, варящие в себе змей и разных гадов; нестерпимый смрад заражал тут воздух, и все здание было из черного закоптелого камня. Но сколь ни побуждала меня природа удалиться из такого отвратительного места, гнев удерживал меня. Я чаял дождаться нападения на себя от чародея, в чем и не обманулся. Он появился летящий противу меня на самом том змие, который его проглотил.
— Дерзкий,—кричал он мне,—ты желал найти себе гроб в моем жилище, ты, без сомнения, получишь оный!
Сказав сие, сразился он со мною копием, из коего брызгали толь пронзительные огненные искры, что сожигали в мгновение ока все, к чему ни прикасались. Броня моя защищала меня от сего опасного оружия моего противника, и я имел свободу действовать мечом моим. Первый удар раздробил в части копье чародею, другим лишил я его руки. Змий хотел было опять пожрать Зивияла, но я, повторяя удары, отсек чудовищу голову; оное исчезло и оставило чародея действию неумолимой руки моей. Я не смотрел на его покорность, не веря словам лютого безбожника, и изрубил его в части.
Соверша сие, готовился я к другому сражению, ибо не сомневался, что Нагура придет мстить мне смерть своего брата. Однако ж я, проходя палаты, переходы и погреба, находившиеся в замке чародеевом, не нашел ее. Всюду господствовала ужасная пустота, и я, пришед в себя, начал уже отчаиваться сыскать в сем месте возлюбленную мою целтиберскую царевну. Сие приключило мне разные мучительные воображения. Я чаял, что бесчеловечие чародеев погубило детей царя Иверона или удалило их в таковую страну, куда желания мои не в состоянии довести меня к ним на помощь. Но между тем вошел я в прекраснейший сад.
Сколько противны и гнусны были первые предметы во внутренности замка, столько, напротив, пленяли они взоры мои здесь. Весна и лето соединялись тут в прелестнейшем порядке, а осень по местам являла свое изобилие. Истуканы редкого художества украшали дороги и водометы; прохладные сени привлекали к отдохновению. Я шел нечувствительно отчасу далее; предмет отвлекал меня от предмета и приводил мне в забвение опасность, что я нахожусь в жилище смертельной моей неприятельницы Нагуры; наконец сияющее здание обратило на себя мое внимание. Я удвоил шаги мои и очутился у хрустального здания, не имеющего в себя входа.
Я увидел в оном — о боги! — я увидел девицу, которой красоту никакое человеческое воображение представить себе не может; но, о возлюбленный Булат, могу ли я изъяснить тебе чувствования, происшедшие в моем сердце при оном взгляде? Это была Зенида, единственный предмет моих желаний, единственная мечта трудных моих подвигов, но несравненно прелестнейшая, нежели видел я ее в изображении во дворце царя, отца ее. Она спала на по-стеле, усыпанной розами. Я приближался, пожирал глазами ее прелести, не смея дышать, дабы не возмутить ее покоя. Но ах! сей сон ее был действие очарования.
Три дни сидел я у стены хрустального здания, ожидая ее пробуждения, не вкушая никакой пищи, но бесплодно: Зенида опочивала. Голод утомил меня; пришед в бессилие, опасался я оставить здание, заключающее в себе божество души моей, чтоб, пошед искать себе пищи, не утратить мою возлюбленную. Однако ж природа превозмогла меня: я, покоряясь моей страсти, забыл завещание благодетельствующей волшебницы. Около хрустального здания росло множество прекраснейших видов спелых яблок; я, взирая на Зениду, нечувствительно срывал овощи, съедал и насытил оными мою алчность. Когда голод перестал меня мучить, я вспомнил завещание Тифеино; ужас объял меня, но проснувшаяся Зенида прогнала все из моих мыслей.
— Сидон! — вскричала она, вскоча в некотором роде исступления.— Я знаю, что привело тебя в место сие. Я не противлюсь твоим намерениям, но хотя ты и истребил мучителя моего Зивияла, однако не ожидай извести меня из сего очарованного здания, поколь победишь ты всех богатырей, коих чародей вызвал на сражение с моим братом, царевичем Зораном. Ступай направо, там на великом поле найдешь ты их, готовых вступить с тобою в бой. Честь победы над ними отдаю я по воле моей достойному владеть мною. Брат мой не имеет довольно сил сразиться с целым войском богатырей. Но если бы он и сразился, сие по ухищрению чародея не возвратило бы ему свободы, ни меня извело из сего очарованного заточения. Он дал мне право избрать противоборца, а я нарекаю оным тебя. Ступай, возлюбленный, цена твоего счастия зависит от сего подвига.
Сказав сие, подала она мне свою руку; я целовал оную сквозь прозрачную, разделяющую меня с нею стену. Я клялся ей исполнить ее повеление; хотел было изъяснить чувствования моего сердца, как вдруг приметил, что я удаляюсь от хрустального здания.
Место, на коем я стоял, помчалось со мною весьма быстро, и вскоре очутился я на сем поле. Богатыри, лежавшие в разных местах на оном и как бы дожидавшиеся моего прибытия, вскочили и начали вооружаться.
— Ты совместник наш, ты мнимый брат прекрасной Зениды! — вскричали они и бросились на меня со всех сторон.
Я начал обороняться, а они продолжали кричать:
— Последний, кто из нас останется, овладеет прекрасною Зенидою.
Бой продолжался целый день, и наконец я имел удовольствие видеть всех, нападающих на меня, падших на ратном поле от руки моей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184