Я дочь одной волшебницы и называюсь Бряцана. Родительница моя хотела учинить меня участницею своего знания и посвятить меня таинствам важных упражнений, но я не находила удовольствия запереться в тех горах, внутри коих она имела свой замок и беседовала с духами, мне казалось гораздо приятнее жить с людьми и забавляться разными играми. Родительница моя, не хотя меня принуждать, построила мне в конце долины сей дом, снабдила оный всеми надобностями, множеством невольников обоих полов и, вруча мне в полную власть судьбу мою, сокрылась в горах своих.
Мне теперь осьмнадцать лет, и недавно начали меня беспокоить соседние дворяне своими исканиями. В здешней округе их только трое, и каждый из них хочет восторжествовать над своим совместником; что ж до меня, то ни один не воображает себе, чтоб я могла быть равнодушна к его совершенствам. Полгода уже стараются они друг пред другом выиграть. Один думает победить меня щегольством своим: он приезжает ко мне всякий день в переменном платье, которое после обеда переменяет другим, и нередко к ужину надевает третье. Сие стоит ему недешево, ибо он продал уже две деревни, а с прочих собрал за два года оброк вперед. Он думает, что одних уборов довольно тронуть мое сердце, и для того почти не говорит со мною ни слова, а утешается по нескольку часов рассматривать себя в зеркало и наконец удостаивает меня своего взгляда с гордою улыбкою.
Второй, надутый знатною своею природою, считает, что ни одна женщина не может отказать в своем сердце толь благоразумному человеку, имеющему в своих предках множество полководцев, победителей и верных сынов отечества, и для того торжественно объявил мне, что назначивает меня своею супругою. Впрочем, он не оказал еще отечеству никаких услуг и поведениями своими худую подает надежду думать, чтоб он был законный сын своих предков. Благородство свое считает он достаточным средством к защищению себя от трудов и отличению в добродетелях и затем посвятил всего себя похвальному препровождению времени в гоньбе за зайцами, с соколами за утками, в рассматривании своих родословных и делании обид и презрения своим соседям. Однажды приехал он ко мне верхом; лошадь его и епанча вся была покрыта гербами, и в сей раз видела я его в полной гордости и удовольствии, ибо посреди скотов, составляющих гербы его, был он в настоящем своем элементе.
Третий поступает несколько лукавее: он знает, что храбрость и мужество наиболее пленяют женщин, и для того сколь ни естественный он в прочем трус, однако не престает мне хвастать о своей силе и неустрашимости. Он рассказывает мне о разных достойных дворянина своих подвигах, например, как он дрался за землю с соседями и их переувечил, как у других отнял луга, а у третьих свез сжатый хлеб; как он с одним ножом напал па медведей и разрезывал оных с головы до хвоста. На сей конец нередко покупает он у звероловцев шкуры и привозит мне в подарок. Он не сомневается выиграть пред первыми, воображая, что они не осмелятся спорить со столь отважным человеком.
Признаюсь, что великое утешение имею водить за нос трех благородных дураков. Я завожу их в такие споры о преимуществе, которые ежедневно представляют мне забавнейшие игрища. Я назначиваю им попеременно некровопролитные сражения; иногда приказываю я им отличиться щегольством, и тогда первый мой жених не сомневается о победе, но, к досаде его, я решу не так, как он ожидает, и сказываю, что если он оделся со вкусом, то другие не уступают ему редкостию одежд, ибо один показывается в платье, которые носили за двести лет его предки, а другой увешивает себя хвостами волков и медвежьими лапами.
Тогда следует вторая задача: преимущество в природе. Тут щеголь очень трусит, потому что он чувствует свою не передвоившуюся еще в дворянство подьяческую кровь, однако спорит крепко, и отчаяние учиняет его бодрым рыцарем. Что лежит до имеющего знаменитые родословия, оный не удостаивал их разговором и довольствовался только указывать на свои гербы; но третий презирал такую надменность.
— Довольно,— кричал он,— побивать только медведей, чтоб доказать, что люди, жившие за два века, не сообщают человеку отважности и силы, которые, по его мнению, суть единые знаки благородства.
— Так,— подхватывал щеголь,— и должно лишь прибавить к тому благоразумие.
Я видела, что сей спор может возыметь жаркие последствия, и для того мирила их, уведомляя, что в сем трудно различить их достоинство, понеже все они происходят от Адама. Потом назначивала им иные подвиги: бегание взапуски, борьбу, кулачный бой, и хотя щеголь и старинный дворянин находили в том некоторые затруднения, однако я умела их принуждать повиноваться: они дрались, кувыркались и делали чего мне хотелось. Все средства истощены, и ныне определила я им решительный бой, что тот будет достоин назвать меня своею женою, который получит удовольствие выщипать у своих совместников все на голове волосы. Вы видели, с каковым исполняют они сие усердием, но я прикажу моему приворотнику объявить победителю, что я уехала на пять лет в чужие край. Впрочем, я открываюсь вам, любезный витязь, что вид ваш влиял в меня чувствования, кои приводят в забвение обыкновенное мое препровождение времени.
Между тем мы прибыли к воротам огромного замка; оные нам отворили, и приворотник получил повеление запереть оные для всех посторонних, а особливо для женихов. Мы вошли в богато убранные покои; всюду во оных господствовал вкус и изобилие. Бряцана старалась меня угостить, но я имел нужду говорить ей о удовлетворении моему сердцу, которое воспылало к ней жесточайшей любовию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184