Пакет с бельем, который Король втащил в коридор, двадцатимарковая купюра, которую он извлек из кармана пиджака, его: «Извините, позвонил телефон как раз в эту минуту, иначе я уже был бы у вас» — все это в счет не шло. Теперь ему нужно было зайти к соседям, проявить чуть терпения и по возможности уладить дело с днем рождения, если он не хотел потерять их симпатии. С удивлением увидел он, что жилая комната соседей разделена решетчатой стенкой, а на ней висят горшки с цветами и ящики с вьющимися растениями, ветви которых разрослись и переплелись.
— Вам нравится?— спросил господин Мёбиус, опять уже дружелюбно и покладисто, когда Король кивнул и опустился в одно из новых кресел.
— За все заплатило страховое общество,— сказала фрау Мёбиус, сделав лад собой усилие, чтобы тоже выглядеть спокойной.—Мы продали поломанную машину, новой мы не хотим, да ему и нельзя ездить.
Он а стала рассказызать об удивительных авариях, которые каждый раз едва не стоили ее мужу жизни. Под конец его средь бела дня в центре Берлина занесло с одной стороны улицы на другую, и он налетел на дерево.
— Я ничего не помню, как из памяти все вырубили,— заметил муж и постучал пальцем по лбу.
Эти самые слова Король слышал от него уже второй раз, он слышал их уже в больнице, посетив господина Мёбиуса, когда к тому после многих дней вернулось сознание.
— Это шок,— объяснили Королю врачи.4—Память вернется, он все до мелочей вспомнит, все полностью.
Но в памяти господина Мёбиуса так и остались про- "* белы, он даже не помнил, сам ли он сидел за рулем во время аварии. Он жил сегодняшним днем, не задумывался над будущим, превратил квартиру в сад, из-за чего в заднем углу комнаты стало сумрачно, точно в джунглях.
— А на меня хорошо действует, здесь я больше всего люблю сидеть,— заметил он и улыбнулся отсутствующей улыбкой.— Скоро снимут гипс, как-нибудь это время пройдет.
Странно было слышать, что этот человек говорит о времени, о котором не имел теперь никакого понятия. От прошлого он был словно отсечен, иногда вспоминал только приятные, радостные события, большей частью из детства. Зато всякие опасности, трудности, его беспомощность, как в обыденной жизни, так и в профессии, начисто изгладились из его памяти. Подобное состояние, казалось Королю, это самое ужасное, что может постичь человека, хотя сам он в иные горькие часы и даже теперь хотел бы избавиться от кое-каких воспоминаний.
— Муж получает хорошую пенсию, никакого в этом позора нет,— заметила фрау Мёбиус, бросив взгляд на Короля, а тот покачал головой и, поднявшись, налетел на стенку с цветами.
Нет, полусонное существование на грани полного молчания и бездействия или уход на пенсию не для него. Пока еще он не собирается разводить сады ни на задних дворах, ни в комнатах, не станет он ждать и цветов в день ухода на пенсию. Пусть рассыплют они цветы перед его дверью, а он тем временем сбежит в Зандберг или в Гоби. Катя обо всем позаботится, пригласит всех выпить по рюмке, она умеет с честью выйти из любой ситуации.
— Дай же ему спички,— сказала фрау Мёбиус мужу, который, видимо, не слышал ее, а таращился на погасшую трубку Короля и болтал о вреде курения, нездоровом образе жизни нынче, о выхлопных газах, бензиновых парах и угольной пыли.
— У меня окна всегда закрыты, иначе здесь не росли бы цветы.
Он погладил листья, обвившие его плечи, и, когда Король запыхтел трубкой, отпрянув назад, забился в густую листву.
— Да, вот так мы и живем,— сказал Король, глянув на часы, и поднялся.
Еще все было в порядке, жизнь шла своим чередом. Возможностей была уйма, решение зависело от него. Прежде всего надо было вырваться отсюда, удовлетвориться тем, что всегда только часть правды выплывает на свет, а тем более сумеречный свет милых соседей, от которого Король бежит. Куда?
20
В коридоре у Короля висела сентенция, ко^да-то выписанная старым Флеммингом вокруг льва на старом дрезденском трамвае. «Человечество тебе не спасти, но ты обязан помогать человеку, который в тебе нуждается». Как прекрасно звучат эти слова, как сдержанно и просто: оставаться с Катей и вернуться в редакцию, всегда в первую очередь самое простое — и точка!
Король не чувствовал себя ни старым, ни уставшим; ногой отодвинув в сторону пакет с бельем, в раздумье уставился на гербового зверя, что дерзко высунул язык, угрожающе поднял лапу и, хохоча, показывал все зубы. Это были забавы их прошлого, подростковое мазюканье, воодушевленное сентенциями Флемминга. Но этим утром старик ничего не мог посоветовать, он только убил надежду.
В те далекие времена, сидя в лодке паромщика, одной рукой держась за руль, другой сжимая пистолет, Король ждал старика Флемминга, пока его не отнесло от берега Нойштадта к берегу Альтштадта, прямо на последнюю опору моста и к отелю «Бельвю», где толпа вопила «хайль Гитлер!».
— В одиночку тебе ничего не добиться! — убеждал его Флемминг.
Бороться против Гитлера и его войны в одиночку и пытаться нечего, человечество в одиночку не спасти.
— Если б ты вел лодку, если б ты был со мной,— сказал тридцать лет назад молодой старому,— так мы бы справились.
Теперь каждый школьник знает, что такой акт неприемлем, вреден, лишен всякого смысла, выстрел в Гитлера, военного преступника, убийцу миллионов и сотен миллионов, лишен смысла. Флемминг понимал это еще в те времена, но говорил о том лишь шепотом, в самом дальнем углу трамвайного депо; ведь и о том, что стрелять не следует, говорить было опасно.
— Твои теории, твоя дурацкая болтовня,— сказал тогда молодой старику,— не будь их, я бы справился, в крайнем случае в одиночку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91