Значит, по рукам.
Парень нехотя наклонился вперед, вытащил руку из-за спинки стула, нерешительно ее протянул, бормоча что-то, какое-то возражение, что-де, возможно, он все-таки не сможет выполнить свое обещание, потому что опять пошел дождь и просвет уже затянуло.
— Нет, не могу,— сказал он и покачал головой.
При этих словах вошел врач и бодрым голосом спросил:
— Почему не можете? Что это невозможно, хотел бы я знать? Такого я здесь не желаю слышать, ясно?
13
— Мы тут кое-что придумали,— сказал старик врачу.— Нечто совершенно невозможное, так что и не спрашивайте. О чем другом — пожалуйста, я отвечу, как положено примерному пациенту. Спросите сестру, таблетки я принял и спал, хоть и против воли и высказанного желания. Удостоверьтесь, пульс и сердце бьются нормально, давление стабильно и зрачки не чересчур расширены. Вы можете без всякой опаски оставить меня с молодым человеком, я в ясном уме к твердой памяти.
Он беспрекословно дал врачу пощупать пульс, прослушать сердце и легкие, позвать сестру и расспросить ее. Никакого основания для беспокойства, никакой причины для приема новых медикаментов или ненавистных снотворных таблеток, от которых он все равно бы отказался.
— Я в таком возрасте, когда каждый час на счету,— с укором заявил дядя Ганс.— Тут уже надо самому решать, когда закрывать глаза и на сколько.
Врач, вставая, улыбнулся и включил спрятанное за тумбочкой радио. «Прослушайте сводку погоды: дождь, переходящий в мокрый снег, гололедица, температура пять градусов ниже нуля». Зазвучала громкая музыка, довольно пронзительный пошлый шлягер, потом сообщили время: «Пять часов сорок пять минут».
— Чего сегодня не добились, добьемся завтра,— сказал врач и выключил радио.— Слова эти здесь всегда кстати, и, что один не успел, он передаст другому. Мы друг друга поняли?
Дядя Ганс ответил тихо и нерешительно:
— Да, я понял.— В глубине души он знал, что уже не сумеет сделать и выполнить все, что себе наметил, вряд ли даже управится с самым необходимым и важнейшим.— В крайнем случае,— добавил он, бросив искоса взгляд на парня,— я имею в виду, если нельзя будет иначе, вы не откажетесь представить мое мнение, которое вам известно.
— Все будет в порядке,— заверил врач,— все будет хорошо.
После операции и до самой этой минуты у него было такое чувство, что все обойдется и удастся перехитрить смерть. О молодом человеке он почти и не думал, мнение и тревоги пациента, как ему казалось, были ему известны, а тут он вдруг понял, что именно старику важнее всего.
— В крайнем случае? — переспросил он, изображая полнейшую уверенность и спокойствие, хотя внезапно им овладели сомнения.— Прошу вас, не утяжеляйте мне, всем нам нашу работу...— У двери он остановился, обернулся назад и увидел, хотя ничто на это явно не указывало, как в действительности обстоит дело с пострадавшим.— Я пришлю за вами,— сказал он,— сделаем вам рентген для верности.
14
Старик остался наедине с парнем и воспользовался этим, чтобы сказать ему то, что еще оставалось сказать.
— Ничего такого, что может огорчить или взволновать,— начал он.— Всего-навсего несколько приемов и советов, которые никому не повредят, а то и выручат. Дело в том, что я умею показывать всякие фокусы и одно время даже этим пробавлялся. Пять сваренных вкрутую яиц бесследно исчезали у меня в руке. Вот погляди!
Он вытянул вперед левую руку, потом правую, пять, десять проворных юрких пальцев, которые наводили на мысль о волшебстве, так искусно манипулировали они ничем в воздухе, ведь ни яиц, ни даже носового платка или других атрибутов фокусников у него не было. По поведению старика не заметно было ни перенесенных им травм, ни шока, ни признака мрачных предчувствий, несмотря ни на что преследовавших парня, который наблюдал как зачарованный и робко спросил:
— И это может всякий со всякими предметами?
— Э, нет, тут требуется ловкость, и нужно долго упражняться, чтобы все смотрели на твою правую руку, пока ты орудуешь левой,— ответил дядя Ганс.— В этом весь секрет, без обмана нет чудес.
Инвентарь он считал делом второстепенным, всевозможный хлам, который он хранил в старом чемодане и при случае вытаскивал: игральные карты с тузом червей, превращающимся в четверку трефовых валетов, или стакан, в котором вода окрашивалась и затвердевала в шоколад, или еще всякие авторучки, - карандаши и курительные трубки, в мгновение ока они становились тросточками, зонтиками и горнами.
— С этим я баловался, только когда пяток яиц был съеден,— сказал он.— А когда уже никто не хотел глядеть на фокусы с яйцами, потому что яиц стало вдоволь, я перешел на цыплят. В хорошие времена с фокусами всегда намного трудней.
Ибо фокусы — это тебе не забава, фокусник одет в черный костюм и носит черную шляпу. Чудеса его особенно желанны, когда все безнадежно. В сумрачные вечера, в войну и в послевоенную пору люди толпами стекались в деревенские трактиры, рассказывал дядя Ганс.
И ради этих людей нельзя было провалить номер, ведь все глядели на него с верой, верой в чудеса, когда он снимал шляпу и вынимал из нее одного за другим кроликов, черно-белых пятнистых кроликов, им самим разведенных и выкормленных, на это всегда хватало того, что бросали в шляпу, которую он после представления пускал по кругу. Так удавалось перебиться, что не мешало ему, однако, проклинать дождь и темноту, поскольку по пути домой башмаки шлепали по лужам и портился взятый напрокат костюм.
— Чаще всего путь был не ближний и, разумеется, пешим ходом, напрямик по полям и лугам, так что я вечно чихал и сморкался.
О велосипеде тогда нечего было и думать, а мотоцикл относился уже к чудесам потусторонним, не доступным никакому волшебству и магии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91