Сплетен всегда хватало, мелочных пересудов, обычной пустой болтовни, то об одном, то о другом. Послушаешь разговоры, и кажется, что много лет назад все было не иначе — затруднения с производством, ошибки в планировании, ляпсусы, такие невероятные, что невольно выслушиваешь все эти россказни до конца.
— Так где и что разбазаривают? — тут же спросил Король и остановился.
Он не мог удержаться от вопросов, хотя уже махнул водителю, чтобы тот подъезжал, а сам вышел за ворота завода.
Фааль заговорил о ценах на медь и алюминий: медь
на мировом рынке подешевела, алюминий подорожал, а завод работал по старинке, используя дефицитный алюминий вместо выгодной меди.
— Об этом ты напиши в газете,— сказал Фааль, называя колоссальные суммы, которые растрачиваются из-за неразумного расходования материалов.— Я бы тебе все это в письменном виде представил, только ты моего имени не упоминай, не то мне здесь ноги пообрывают, хотя наша бесхозяйственность ни для кого не секрет.
Король кивнул, ему сразу стало ясно, на что он здесь наткнулся. Бюрократические правила, неповоротливые умы — все это встречалось не только на этом предприя-"* тии, ошибки в планировании имели место по всей стране.
— Я сегодня же пришлю сюда Манке,— сказал Король Фаалю и крепко пожал ему руку.— Он отнесется к тебе более объективно, чем я, и не забудет о твоих ногах. Спасибо тебе!
14
Старый многоквартирный дом, в котором жил Король, во время войны был поврежден фугасной бомбой, но его уже давно отстроили, оштукатурили и покрасили в светлую краску. Он производил более приятное впечатление, чем неотличимые друг от друга многоподъездные дома или здания с вычурными фасадами периода грюндерства, все в трещинах, в рубцах от осколков, кое-как отремонтированные, там и сям замазанные известковым раствором. Куда ни кинь взгляд, ни одного дерева в этом районе у моста через Хафель, только крошечный газон во дворе да гора обломков, заросших травой, с протоптанной тропинкой.
Все снова и снова задавался Король вопросом, почему он въехал в этот дом и всерьез пытался обжить этот мрачный угол. Поначалу он занялся беспризорным двором, решив посадить несколько розовых кустов, привез землю с перегноем, суглинок и удобрения, посадил кусты, поливал, полол сорняки и какое-то время даже получал радость, когда растения давали побеги. Вернувшись из длительной поездки, он не нашел ничего из своих посадок, розы засохли, изрядную часть их вытоптали или выдрали.
— Это все дети, какая жалость,— говорили соседи, в основном старички и старушки, которые, как могли, ухаживали за цветами.
Они подбивали его на новую попытку, осыпали его советами, но он решительно отказался:
— Я постоянно в разъездах, а вечерами прихожу домой поздно, не могу я тут сад наколдовать.
Нет, он, Король, не был горожанином, садовником задних дворов. За городом, в Зандберге, деревья росли сами по себе. У Голубого озера, на сочных лугах, пышно разрослась бирючина и поднялись небольшие елочки, березки, сосенки. В мгновение ока саженцы вытянулись вверх, разветвились-в настоящую чащобу, сквозь которую ему приходилось пробивать себе дорогу, когда он шел к озеру. Там слышался плеск волн Лаго-Маджоре и ощущался аромат тропических лесов дальних стран, куда его так тянуло. Что держало его здесь, почему он вернулся теперь в этот мрачный дом?
Король включил свет, хотя был полдень, полистал газеты, горой наваленные на письменном столе, но, бегло просмотрев их, положил обратно. В газетах не было почти ни одной информации, с которой бы он уже не ознакомился и вместе со своими редакторами не определил на надлежащее место. Передовицы порой было не отличить одну от другой, да и сообщения на первой, второй и третьей страницах тоже, отчеты о выполнении плана, о соревнованиях, информации о предстоящем празднике, статьи по отделу культуры и спорта, даже большую часть фотографий надо было бы разнообразить. Только на предпоследней и последней страницах встречались порой оригинальные материалы: местная хроника, исторические заметки, судебные отчеты, а также длинный ряд извещений о смерти, которые Король в последнее время читал бегло, а то и вовсе не читал.
Взяв телефонную трубку, Король хотел сказать Роз-вите, что он в городе и скоро вернется в редакцию, но раздумал и позвонил Кате, которая никак не могла поверить, что он в это время дня дома.
— Поверь и приезжай,— сказал Король и положил трубку, не зная, что ему с самим собой делать.
Ждать, отпросится ли Катя с работы? Рассказать ей тогда, что случилось? Или шуточками, забавными историями и отговорками исхитриться растянуть этот исковерканный денек?
Он отодвинул газету, и тут против воли взгляд его задержался на извещении о смерти: Ганс Финдейзен, экономист, сорока девяти лет, многочисленные ордена и награды, известный всему городу человек. Не публиковалось ли совсем недавно его фото на странице, посвященной вопросам экономики,— он смеется, энергично жмет кому-то руку, в статье приводятся его оптимистические прогнозы на будущее и критика в адрес Фааля, Вериного бывшего шефа? Или эта статья попала в нижний ящик письменного стола Короля как материал, в котором действительное подменено желаемым, как сомнительный случай? Может, нужен был дополнительный запрос, или были возражения, а может, указание влд-жить в уста этому человеку еще более оптимистические высказывания, более тщательно взвешенные, ему, поистине излучающему силу и убежденность? И он, сорокадевятилетний, умер?
— Как считаешь, способен я принести тебе в дом ребенка?!— спросит Король Катю, когда она войдет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91