Но как бы там ни было, навязывать неприятелю свою инициативу — прямая обязанность любого командира».
— Водят нас за нос,— Липецкий нетерпелив. Гвардии полковник Прихно подает радиограмму!
— Командарм предупреждает, что с Земландского полуострова враг перебрасывает пехотные и противотанковые части. По рации запрашивает, не вернулись ли парламентеры.
— Передайте ему донесение Кариды. Кузнецов направился в расположение форта. Установил срок переговоров в полчаса. Ждем.
Медленно тянется время...
Если миссия будет удачной, сколько людей уцелеет, сколько избежат преждевременной инвалидности! Практически судьба форта решена, штурмовой отряд старшего лейтенанта Соина обложил его, и ждать помощи фашистам неоткуда, сопротивление бессмысленно.. Но как рассудит комендант форта? Решит отсидеться до конца войны, затеет отпор или сдастся без боя? Хмурое лицо Тымчика светлеет: на ум приходит гвардии капитан Григорий Лобанов. Тому все ясно, и потому он предложил отправить себя вместе с парламентерами, чтобы сразу же принять от пленных вооружение. «Иной ход событий, заявляет, нелогичный».
— Петр Николаевич, помните пленных в начальный период войны? — вопрос Тымчика к Прихно довольно неожиданный.— Какими надменными и гордыми держались? Теперь мы берем их пачками... Да, так о пленных я вот к чему: в приказе № 06 есть пункт — особые указания. Туда следует вставить фразу: всех добровольно сдающихся в плен солдат и офицеров противника оберегать, во время артиллерийского и минометного огня укрывать, а при первой возможности под охраной направлять в тыл, Таково требование командующего.
Мысли комдива опять и опять кружат вокруг предстоящих событий. «Как там Кузнецов? Не надругались бы над ним, ведь понятие воинской чести фашистами давно утрачено...»
...Гвардии старший лейтенант Тимофей Кузнецов недолго стоит у стен форта. Поднятый над его головой белый флаг виден ивдали: его подсвечивают двумя лучами карманных фонарей бойцы, сопровождающие парламентера.
— Могу проводить одного офицера! — звучит гортанное приглашение.
Кузнецов делает шаг вперед, на ходу роняет бойцам:
— Ждите меня здесь, переговоры — полчаса.
Немецкий солдат идет влереди по тропке, едва различимой под сапогами. Тимофей Кузьмич понимает, что стоит слегка оступиться или свернуть чуть в сторону и взлетишь на воздух. Вот и ров. Заполнившая его вода отливает в лунном свете расплавленным свинцом.
Лебедка со скрежетом опускает чугунный мост и тотчас поднимает его, как только оба — парламентер и сопровождающий — оказываются по ту сторону канала. Кузнецов успевает оглянуться перед тем, как войти в массивную металлическую дверь.
— Придется подождать здесь.
Тамбур скупо освещает электрическая лампочка, но и к ней никак не привыкнут глаза. -Кузнецов успевает разглядеть две двери в бетонной стене. Солдат вошел в левую, а ему в какую?
— Прошу!
В просторной комнате продолговатый стол, два стула. Щеголеватый обер-лейтенант кивает на место за столом, сам садиться не спешит, ждет, пока пододвинет к себе стул русский.
— Откуда родом? — обер-лейтенант раскрывает пачку сигарет, затем протягивает зажженную спичку.
— Для знакомства у нас еще будет время,— выпустив сладкий дымок, Кузнецов оценивающим взглядом окидывает коменданта форта: —Но коль вы так любознательны, скажу: русский, командую ротой автоматчиков. Вам, очевидно, знакомы и обстановка на фронте, и условия капитуляции?
Глаза обер-лейтенанта как бы вспыхивают и начинают прыгать по листовке.
— Этот документ впервые вижу. О маршале Василевском прежде не слыхал.
— Это не наша вина. Жаль...
Гитлеровец жадно курит, точно в последний раз.
— Покажите, где проходит линия фронта... Кузнецов ждет, пока комендант расстелет на столе
карту-десятиверстку, и принимается чертить круг, не оставляющий у обер-лейтенанта никаких надежд. Тот наблюдает за ним, как за фокусником на сцене, с ухмылкой недоверия. Однако и вид русского парламентера, спокойный, уверенный, и искренний тон листовки-обращения роняют в душу фашиста искру сомнения. Воцаряется тишина. Лицо немца судорожно кривится от напряженной работы мысли. Он извлекает из пачки одну сигарету за другой, поспешно прикуривает. Наконец, выдавливает:
— Мир сошел с ума. Везде — зло. Я хочу сделать добро и потому сдаюсь на милость победителя. Позора не испытываю и поражения не ощущаю,— зубы его стучат в нервном ознобе.
— ...Наши требования выполнены безоговорочно. Гарнизон форта капитулировал,— голос Леонида- Дмитриевича Кариды ликует в трубке.
Утром в штаб 43-й армии поступит донесение, что части 87-й гвардейской, форсировав за ночь канал Ланд-Грабен (река Голубая), захватили плацдарм на его противоположном берегу, овладели, наконец, фортом № 5/а и тем самым открыли прямую дорогу на северо-западную окраину Кенигсберга.
ДРУГОГО НЕ ДАНО
«Линдорф» пал. Но продвижение к городу наших войск по-прежнему затруднено. Мешают доты. Их множество как на внешнем, так и на внутреннем обводах Кенигсберга. Искусно замаскированные под окружающую местность, они обнаруживают себя лишь в момент прямой атаки.
Один из таких крепких орешков предстоит разгрызть 264-му гвардейскому стрелковому полку в районе населенного пункта Вальдгартен. Дот, построенный по принципу круговой обороны, издали не достать; подступы к нему спло.шь заминированы, обведены двумя линиями траншей и проволочных заграждений.
— Какие будут соображения насчет дота? — спрашивает Тымчик, выслушав доклад помощника начштаба полка гвардии капитана Андрианова, прибывшего на КП дивизии с докладом о состоянии дел в полку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93