Яков знает тайну Даши — любит она Геннадия. А тот часто наведуется в роту связи и все досадует на свою робость. Может, теперь, на отдыхе, наконец объяснятся?
— Выходи на утренний смотр!—эту команду Олейник подает уже неделю, и всякий раз придирчиво проверяет и внешний вид бойцов, и состояние их оружия. Не отступает от заведенного правила и сегодня: могут, заглянуть офицеры из штаба или политотдела, тем более, что размещаются они в одном селе Сайков-ском.
Утренним осмотром старший сержант остается доволен и разрешает разойтись бойцам на завтрак.
— Дядя, хочешь почитать одну байку?
Олейник смотрит на худенького изможденного подростка, берет из его рук скомканный лист бумаги. С нескрываемой гордостью паренек поясняет:
— Гитлерюги расклеили, а я сорвал.
Текст объявления, набранного жирным типографским шрифтом, гласил:
ОБЪЯВЛЕНИЕ
1. Всякое движение вне населенного пункта без надлежащего разрешения — ВОСПРЕЩАЕТСЯ. Выданные до настоящего времени пропуска на передвижение между населенными пунктами, теряют свою силу упраздняются.
Разрешение на передвижение в течение ДНЕВНОГО ВРЕМЕНИ немецкие власти выдают теперь в НУЖНЫХ, ОБОСНОВАННЫХ и ИСКЛЮЧИТЕЛЬНЫХ СЛУЧАЯХ только на один день. Дневной пропуск после использования следует немедленно сдавать в учреждение, указанное в пропуске... Задержанные без пропуска вне населенного пункта строго наказываются. 2. Всякое движение в НОЧНОЕ ВРЕМЯ (от захода солнца до восхода) вне квартиры—ВОСПРЕЩАЕТСЯ. Нарушающие это требование — РАССТРЕЛИВАЮТСЯ...
Командующий Германскими войсками.
Внизу стояла печать с черной фашистской свастикой. Перечитав еще раз текст, Яков Васильевич решает отнести объявление в политотдел. Но сначала хочет показать его бойцам.
Где-то рядом слышится звонкий скрежет металла. Олейник мчится по улице, поворачивает за сарай. Солома
с крыши сарая снята на корм скоту или топливо — и сейчас он выглядит весьма неприглядно.
За углом, никого не замечая, примостилась ватага подростков, чумазых, в лохмотьях. У двоих ржавые крючковатые зубья борон, обломки кирпичей почти у всех. Отчаявшись вскрыть круглые зеленые коробки, ребята задумали развести костер, положить в него свои находки и посмотреть со стороны: что же будет. Олей-нику с трудом удается убедить озорников не трогать мины до прихода саперов.
Прибывший Иван Елисеевич Малых расспрашивает, где были найдены круглые диски, идет с миноискателем по стежке, находит еще несколько «сюрпризов». Вместе с Николенко ставит ограждение — будут извлекать мины.
Хмурый Яков Васильевич направляется к дому, где разместился вместе с Борисом Поповым и Прокофием Ворониным. Входит в просторную горницу. На столе шумит, пофыркивая, самовар, лежит хлеб. На кухне мелькает отсутствовавшая все эти дни хозяйка. Олейник смотрит и не поймет, из чего выпечен хлеб — из мякины или картофельной шелухи? Похоже, что и крапива добавлена — зеленые прожилки густо избороздили черный как земля ломоть. Трудно поверить, что такой хлеб ели люди. Переводит взгляд на хозяйку и замечает, что скулы и шея ее обтянуты тощей морщинистой кожей.
— Доставайте снедь, ребята,— командует товарищам Борису Попову и Прокофию Воронину.
Хозяйка горестно поджимает губы, ее начинает сотрясать астматический кашель. Когда, наконец, приступ проходит, она трудно, с придыхом сообщает:
— Зерно на посев из Тамбова привезли, а пахать некому и нечем...
Передохнув, печально рассказывает:
— Во всем Сайковском — ни одной лошадки. И у соседей просить нечего — кругом нищета. Впрягаем тощих коровенок в плуги, сами тащим бороны...
Олейник решается взять на себя ответственность за совет:
—А вы сходите к нашему полковнику, у него ни для кого часы приема не установлены.
— Больно председатель у нас нерешительный. Может, бабам ваш начальник не посмеет не уважить...
Тымчик не только не отказывает в просьбе — выделяет лошадей с ездовыми, которые будут пахать и сеять, придает им саперов, обязанных поручиться за разминирование полей.
Настроение у комдива приподнятое еще с утра. Получены наряды на выделенное дивизии дополнительное вооружение, она будет пополнена всем необходимым по штату. Ожидаются новые станковые пулеметы системы Горюнова. А если командарм сдержит слово и посадит истребительно-противотанковый дивизион на новые машины, да артполк получит двенадцать «студебеккеров» — по числу гаубиц,— то это уже и качественное изменение — возрастет маневренность.
— Можно войти? — на пороге хаты вырастает фигура подполковника Липецкого — начальника политотдела. С довольным видом он раскрывает папку.
— Товарищ полковник, взгляните на справку о боевом пути нашей дивизии.
В синей мягкой обложке сброшюровано двадцать страничек-четвертушек, отпечатанных типографским способом. Тымчик бежит по ним глазами. «Богатырь Баг-лик», «Герой Миршавко»— это его полковые побратимы, оба награждены орденами Ленина... Переворачивает еще страничку. А здесь о саперах Николенко и Малых. Кто в дивизии не помнит их боевых дел под Сталинградом?! Из Николенко толковый взводный вышел.
— Нужная вещь,— отмечает Кирилл Яковлевич.— Не представлял, что в нашей типографии можно брошюры издавать... Пусть редактор заходит ко мне почаще. Вот Ермолову и Распопову по ордену Красного Знамени причитается. Почему бы и о них не рассказать?
Тымчик смотрит на часы, извиняется и надевает перед зеркалом папаху из дымчатого каракуля — времени для дальнейшего разговора уже нет.
— Поеду на учебные поля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93