Алексей Семенович Контушный из села Рыбальче да Иван Петрович Королюк из Старой Збурьевки— не зеленая молодежь — уже успели обо всем переговорить с Михаилом Трофимовичем Авруткиным, даже намекнули, что, дескать, до их сел — рукой подать, можно мигом доставить к празднику канистру-другую сока. Старшина 2-й статьи догадывается, о каком напитке идет речь, смеется:
— Ничего не получится, ротный больно строгий, у него такое ни-ни...
— Товарищ старший лейтенант...
— Гвардии старший лейтенант,— поправляет паренька лет восемнадцати Евдоким Николаевич Еремеев/— Разницу улавливаете? И себя уже гвардейцем считайте. Так оно надежнее будет, увереннее. Скажу, что служить в гвардейской дивизии — почет большой, но и труд немалый. У нас ведь особая проба стойкости и упорства, самая высокая проба, какая есть в нашей армии...
Машина с мобилизованными трогается.
В последнюю пятницу уходящего года бойцам и местным жителям Старой Збурьевки — приятный сюрприз: прибыли артисты дивизионного ансамбля Сигалова и Пасечника. Концерт никого не оставляет равнодушным. Расходятся из школы не спеша.
Впервые за войну новогодний праздник бойцы дивизии встречают в теплых домах, за столами, без закопченных алюминиевых котелков и щербатых деревянных
ложек — хозяева рады угостить своих освободителей всем, чем богаты.
Дмитрий Тимофеевич Михайлюк со своей продслуж-бой разместился на квартире учительницы Костенко. За ужином только и разговора, что о концерте.
— Мы и песен-то таких слыхом не слыхали,— признается сестра Евгении Андреевны — Надюша.
— Слушать Москву нам возбранялось,— рассказывает хозяйка.— Полицаи отобрали у жителей приемники. Разве спрячешь, если тут каждый знает друг о дружке все наперечет... Отстали мы от жизни не на два года, а на десятилетие.
Неожиданно ее брови-крылья начинают вздрагивать, а по щекам ползут искрящиеся капельки слез. Состояние молодой учительницы понять нетрудно: из районо пришло распоряжение открывать школу. Где взять учебники и тетради? Не претерпела ли изменений учебная программа? Когда поступят методические разработки? И еще тьма вопросов.
Дмитрию Тимофеевичу хочется как-то подбодрить девушку.
— Да что там,— говорит он как можно тверже.— И сейчас все ясно, программа одна — учить детишек любви к Родине.
Михайлюк с восхищением глядит на Евгению Андреевну: среднего роста, стройная и гибкая, как лоза. Гладкие волосы, тщательно зачесанные назад, открывают высокий белый лоб. Грустные серые глаза улыбаются, но тонкое, подвижное лицо остается строгим не по возрасту. А ему хочется, чтобы сегодня все веселились. Михайлюк дотрагивается до графина с прозрачным ис-кристым напитком:
— Вычитал я где-то: древние римляне до тридцати лет вина в рот не брали, а женщинам оно и вовсе не разрешалось. Но мы сегодня этот запрет нарушим.
— Пусть счастливым будет Новый год! — За Победу!
Как короткий, прерывистый сон мелькают дни, проведенные в Старой Збурьевке и других селах, приютивших бойцов дивизии после промозглых и застывших на морозе плавней Приднепровья. 18 января сорок четвертого года 87-я гвардейская выдвигается в Каланчак, где бойцы несут круглосуточную патрульную службу, занимаются боевой учебой. Роты и батареи с раннего
утра и до позднего вечера — на учебных полях, расположенных неподалеку от Турецкого вала. Конечно, ни один выезд не обходится без политработников.
Гвардии капитан Шабалов рад этому, знакомых у него все прибавляется. Нравится ему Тагай Манасов. Глаза узкие, ресницы так и слипаются, но видит все; по душе командиру расчета эти двое новобранцев — ловят каждое слово с лету. А он с жаром объясняет, как надо идти в атаку, затем берет пулемет, приглашает земляков сесть рядом. Заметив приближающегося заместителя командира батальона по политчасти, вскакивает навстречу, улыбается.
Умеет гвардии капитан Шабалов найти подход к людям. Не раз сравнивал его Тагай с Леонтием Макаровичем Моисеенковым, и разницу видит лишь в росте: Шабалов высок и строен. В остальном—одинаковы, оба рвутся в бой. В плавнях Дмитрий Матвеевич увлек за собой в атаку роту, но был ранен в грудь. Больше месяца лечился в медсанбате, а под Новый год вернулся в свой 2-й батальон. Его ли это забота — учить стрельбе, а вот, поди же, не делит с комбатом работу на его и
свою...
Март привносит в солдатскую жизнь некоторое облегчение. Безраздельно властвовавший над степью ветер постепенно стихает. Солнце уже не жалеет тепла для земли, и от нее поднимается пар. На глазах твердеют дороги. И вот подают свой голос птицы. Шабалов с восторженным удивлением следит взглядом за стайкой скворцов'. Они садятся на пашню. Самые нетерпеливые заводят такую знакомую мелодию.
Неужели весна?..
ВО ВЕЬ РОСТ
В ночь на 7 апреля передовые части дивизии выдвигаются на исходные позиции для наступления. Но еще до рассвета природа вносит свои коррективы в штабные разработки — летит густой мокрый снег. Мельтешат над окопакГи лопаты.
— С землей-то снег не кидай, себя демаскируешь. — Ерунда! Нам ведь наступать, немцу — обороняться. Смекай, у кого преимущество.
- Ты эти разговорчики оставь до морковкиного заговенья. Сказано: не выбрасывай черноту, значит— не выкидывай.
— Скоро тронемся...
В наступление войска идут 8 апреля, после довольно необычной артподготовки. Орудийная стрельба висит в воздухе с непродолжительными паузами два с половиной часа. Огонь стихает на несколько минут, и тогда гвардейцы поднимают над окопами манекены с нахлобученными касками. А по всему полю несется громкий клич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93