Наступление завершилось успешно и полки улучшили свое положение.
Теперь задействованными оказываются лишь истребительный батальон да немногочисленные разведгруппы, комплектуемые стрелковыми полками. Они все чаще отправляются в расположение врага с задачей не только захватить «языка», но и собирать сведения о поведении гитлеровцев на временно оккупированной ими территории, проводить политическую работу среди местного населения.
Накануне нового года закончила свой рейд по тылам противника группа политработников. Вернулась хоть и без «языка, но с ценным агитматериалом. Так, политруком Малышком был доставлен необычный обличительный документ.
...Вечер торопится опустить свое покрывало на квадраты серого пепла, будто страшится, что люди узнают о происшедшем в этом селе. Но скрыть ничего невозможно. То там, то здесь торчат почерневшие от копоти, теперь ненужные трубы. Скорбь вчерашних хозяев безмерна. Они стоят молча, боясь поднять глаза и еще раз увидеть то, что осталось от их жилищ.
Замерла в скорби о близких сухопарая старушка, ее распущенные волосы треплет холодный ветер. Возле печи, сжавшись в комочек, сидит мальчишка лет семи-восьми; его бьет озноб, глаза воспаленные.
— Мамку убили и братика. Сирота теперь,—печалится щупленькая женщина.— Соколова я., Ирина Федоровна... Возьму Витьку к себе. — Где жить будете?
— Погреб приспособим..
Над землей пуржит мелкая сухая крупа. Сгорбившись, люди бредут вдоль улицы. Вернее, бывшей улицы.
— Если бы вы подоспели чуть раньше,— Ирина Федоровна тяжко вздыхает, в ее глазах все еще блестят слезы.
— Предлагаю составить акт.,:. Возражении нет?
— Все подпишемся...
Так появился этот документ:
«2-8. декабря 1941 года в 7 часов утра фашистские бандиты внезапно ворвались в село Комсомольское ш учинили: кровавую, расправу над мирным населением. Безо всяких причин были расстреляны, Галич Яков Захарович —70 лет, Кобзарь Василий Егорович — б5 лет, Корниенко Семен Евдокимович—70 лет. Бандиты сожгли 110 хат из 136 имевшихся в селе. Затем принялись жечь. погреба, куда попрятались перепуганные женщины и дети. В одном, погребе находилось трое ребятишек в возрасте от 3, до 7 лет; фашисты бросили в него сноп горящей соломы, двое ребят задохнулись от .дыма. В сараях горел скот. Варвары продолжали творить свои черные дела, пока не подоспели наши подразделения, выбившие их из села» *.
ПОКА ВОЕТ ВЬЮГА
По дороге в роту Семен Филиппович. Каневекин любуется искрящимися блестками снега, в деталях, рисует предстоящий разговор с бойцами. Они ждут его возвращения и за ужином, конечно же, начнут расспрашивать обо всею. И он обдумывает, что скажеи. Запомнилась короткая и такая значимая речь военкома дивизии. Чтобы вернуться к родному дому, надо убить фашиста. Любовь и; ненависть. Стоять за свой дом и за страну свою до последнего вздоха. И никакой; пощады врагу. Просто и ясно. Он,. Каневский,.'перескажет евшим друзьям все, что сегодня услышал в штабе дивизии, И еще сообщит, что на завтра обещали прислать в полк кинопередвижку.
Ветер из озорства, готов подхватить его шапку. Он плотнее нахлобучивает ее на лоб.. Начинает кружить снегопад. Верно говорят: у февраля два друга — метель. да вьюга. Но все равно весне заслона не выставишь. Еще полчасика пути; — и своя: хата,—утешает себя
Семен Филиппович и ему теплее становится от этой мысли.
В землянке его ожидает приятный сюрприз: вернулся из медсанбата Александр Легкий.
— Что нового? — набрасывается он, здороваясь со своим другом и удивляясь тому, что тот в шинели нараспашку — раньше такая небрежность за ним не наблюдалась.
— Дни бегут. Оборону держим. В медсанбате, случаем, не слыхал, когда вперед тронемся?
— Так, одни предположения. Говорят, танки должны подойти... На четвереньках-то далеко не продвинешься...
— Танки — это сила. Только я полагаю, что пешком, по-пластунски, надежнее. Уже без тебя в январе мы снова наступали, только операция без успеха оказалась. Танки были, но в снегу застряли.
Александр молчит, потом спрашивает:
— Где же взвод?
— При деле все. А санинструкторы в обороне безработные.
— Холмик с ребятами? Каневский отводит взгляд в сторону:
— После, как отнесли тебя на носилках, Холмик приуныл основательно. Не ел, скулил без передышки — прямо беда. А вскорости ветврач объявился, пристал: отдай пса и вся недолга. Его, говорит, научат мины таскать под немецкие танки. Задание, видишь ли, вышло — собирать собачью команду. Думаю: погибнет пес не за понюх табаку. А после рассудил: люди бросаются под гусеницы, себя не .жалея. И отдал я Холмика. Решил: одинаково без своего хозяина он тут лапы протянет.— Каневский достает расческу, приглаживает редкие волосы, считая на этом все сообщения законченными.
— Толковали, что истребителей танков будут обучать, а про собак слышать не приходилось.
— Пугин наказывал, чтобы пса кормили всем взводом, до твоего возвращения...
Наступает молчание и длится оно, пока Легкий не выкуривает папиросу.
— Душно в землянке,— притворно стонет Каневский, снимая шинель и вытирая платком шею.—Того и гляди вспотеешь.
— Да тебя же надо поздравить,— тянет руки Легкий.— Когда успел?
Каневский растроган, он и не ожидал, что Александр Яковлевич сразу же заметит награду и так искренне обрадуется.
— Сегодня вручили. Буду помнить этот день — девятнадцатое февраля сорок второго. Жаль, что Пугин не дождался... Понимаешь, и сейчас вижу его позу. Прислонился к брустверу. Сперва я подумал, что он задремал. Пуля прямо в грудь угодила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93