Ближе к огневой замечает развешанную-на кустах одежду.
— Часа за полтора высохнет,— рассуждает один из бойцов.
— Как раз к тому моменту фашист пожалует,— говорит красноармеец Журавлев и укоряет: — Ты хотя бы не демаскировал нас в своих подштанниках.
— Закутайся в шинель,— дельный совет сапера Авдеева кажется насмешкой.
— Замаскировались мы надежно,— прячет улыбку командир батареи.—Опасаться нечего.
- Сдержим немцев? Как считаете, товарищ старший лейтенант? — спрашивает Журавлев.
Такой же вопрос Миршавко и сам адресовал недавно начальнику штаба полка Бакаю. Тот лишь пожал плечами: «Мобилизуй людей на случай, если придется стоять до последнего снаряда».
Эти же слова повторяет Иван Николаевич бойцу и идет от орудия к орудию. Пилотка на нем задрана кверху, смуглые щеки покрыты румянцем, и весь похож скорее на школьника, чем на командира полковой батареи. Он шутит с бойцами, его звонкий смех заразителен. Но вот около ровика третьего орудия замечает распластавшегося на земле наводчика с прижатой к груди панорамой. «Зачем снял панораму и как мог позволить себе уснуть в такую пору?» — сердится Миршавко. Спящего уже тормошит за плечо командир орудия. Иван Николаевич отходит в сторону. «Не накаляй себя, день только начинается, а предстоит не одно решение при- нимать, не одну команду подавать»,— успокаидает он себя.
Неожиданно улавливает отдаленный гул, похожий на приглушенные раскаты грома. Гул слышится все отчетливее, но в окулярах бинокля различимо лишь бескрайнее пшеничное поле. Удивительно, как это немцы не догадаются поджечь его. Поднеси они спичку, и сразу же вырастет, помчится стена огня, и тогда никто его не остановит. Если там залегли бойцы, им уже не добраться до берега реки, в который упираются почти готовые к покосу хлеба. Но фашисты не трогают пшеницу. Их скорее всего интересует мост, чтобы проскочить на противоположный берег и отрезать пути отхода нашим частям. Именно к мосту устремляются танки.
Чем они ближе, тем напряженнее становится лицо Ивана Николаевича, тем громче голос. От озорства командира батареи не остается и следа.
— Расчеты...
Бросаются к орудиям наводчики. Они словно прилипают лицами к панорамам, а руками обхватывают маховички поворотного и подъемного механизмов. Вслед спешат заряжающие, подносчики снарядов. Все приходит в движение, но суеты нет. Поначалу огонь ведет первое орудие. Ствол-коротышка выплевывает снаряд за снарядом. Один из них осыпает танк редкими брызгами земли, второй разрывается чуть сзади..«Ведь не с закры-
той позиции стреляем, тут не вилка нужна, а пробоина»,— сердится старший лейтенант, но молчит. И вовремя сдерживает себя: после четвертого выстрела танк начинает дымить. Теперь открывают огонь все пушки, и не определишь, какие самые результативные.
— Отходят! — ликует чей-то голос.
Однако минут через сорок по дороге к мосту снова несется грохот. На сей раз Иван Николаевич видит в бинокль восемь танков. Они еще издали обстреливают огневую позицию батареи.
— К орудиям!.. Первому...— голос внезапно обрывается. Снаряд падает сзади лафета, где, стоял Иван Николаевич, засыпает его землей. Старший лейтенант хочет повернуться, но не в силах.
Миршавко помогают подняться. Довольный, что может дышать полной грудью, спрашивает:
— Как орудия? Целы?
— Не тревожьтесь, товарищ старший лейтенант,— доносится голос Журавлева.— Там надежные ребята.
Командир отмечает про себя, что бой длится около двух часов. Каков же итог? Три танка стоят, как вкопанные. Но и от батареи остался только взвод.
— Молодцы, товарищи! — во весь голос кричит Иван Николаевич и умолкает, боясь перехвалить бойцов.
Между тем на третье орудие обрушиваются снаряды. Миршавко знает: оно повреждено и к стрельбе непригодно. «Пусть эту пушку раздавит танк, лишь бы подставил свой левый бок»,— думает он и велит первому орудию развернуться влево. Выпущенный из него снаряд настигает танк в тот момент, когда тот неуклюже переваливается через ровик. Грохочущее чудовище останавливается, окутывая все вокруг черным дымом.
Очередной танк, осыпающий огневую позицию бронебойными снарядами, тоже замирает. Видимо, заглох двигатель. Вынужденная стоянка упрощает дело: второй или третий снаряд заклинивает башню, орудийный ствол тяжело опускается вниз.
В небе гудят «юнкерсы». К земле несется смертоносный груз. Крики и стоны раненых тонут в разрывах бомб.
— По пехоте! — старается перекричать грохот боя Миршавко.
Пыль и дым начинают рассеиваться.
— Вы ранены? — подползает к командиру Журавлев.
— Нога шевелится, значит, не страшно. Но бинт нужен. Найдется? Гости к нам, что ли?
На высоту взбираются две повозки. Стиснув зубы, Иван Николаевич терпит, пока Журавлев накладывает повязку. Затем отпивает из фляги глоток-другой воды. Узнает подъехавшего начальника артснабжения полка воентехника 1-го ранга Кочетова. Показывая на сгружаемые с повозок ящики, тот виноватым голосом говорит:
— Пожалуй, это все, что осталось в полку.
— Снаряды не нужны, зря спешил. А гранаты пришлись бы кстати.
— Привез и гранаты. Посмотрим, возможно, хотя бы одно из орудий удастся отремонтировать...
Кочетов заглядывает собеседнику в глаза, подернутые от усталости поволокой, и, догадываясь, что тот ранен, предлагает:
— Садись-ка на повозку, ездовой отвезет в медсанбат. К вечеру приказано отходить.
— Передай, Толя, что у нас нет колеблющихся и маловеров. Приказ выполним. Устоим! Бакай там не сердится? Не знаю, доведется ли встретиться? Судя по всему, ты успеешь проскочить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93