Скромность оказывается предусмотрительной. Из района Первомай-ска неприятель предпринимает атаку на Степановку, На участок 3-й гвардейской стрелковой дивизии надвигается не менее шестидесяти танков и полка пехоты.
До вечера гремели орудия отдельного истребитель-но-противотанкового дивизиона и артполка 87-й гвардейской, помогавшие соседям. Контратака была отбита.
Спустя три дня угрожающее положение создается на левом фланге дивизии в районе Елизаветовки,
— Все резервы на выручку полка Ермолова,— приказывает комдив.
Но пробиться к Елизаветовке — дело непростое, В 261-м. гвардейском (бывшем 1049-м) стрелковом полку самым многочисленным оказывается батальон Самсона Минасяна. Дважды он поднимается на высоту и едва-едва восстанавливает положение. На других участках не лучше: наши подразделения атакуют, неприятель наносит контрудары. Днем и ночью бои. Продвижение на два-три километра кажется неслыханным успехом...
— Высота высоте рознь,— вслух подводит итог своим умозаключениям Василий Северин.
Земля трескается на глазах. Редкие пролетные дожди в начале лета не смогли ее напоить, и теперь она изнывает от зноя. Невмоготу и гвардейцам: гимнастерки на них бугрятся от пота, лица почерневшие, изможденные.
— Воздух! — пронзительный фальцет наблюдателя уже привычен.
На фоне чистого, без единого облачка, неба отчетливо видны девятки «юнкерсов». Одна,, другая, третья... Впереди и по бокам снуют «мессеры». Но вот появляются наши истребители. Слышатся то короткие пушечные, то длинные пулеметные очереди. Смертельная, карусель кружится в воздухе, и не сразу различишь: где свои, а где чужие. Наконец строй вражеских самолетов нарушается; они сыпят бомбы преждевременно и куда попало.
— Неудахин, ты меня слышишь? Начинаем отсекать пехоту,— кричит своему офицеру командир роты Илья Моисеев.
— Правильно, а танки никуда не денутся, артиллеристы успеют поджечь,—комментирует кто-то рядом.
Один из танков на левом фланге подпрыгивает, из-под гусеницы вырывается яркое пламя.
— Эхма! На мину наскочил! Это Ракий Юсупович Назыров посадил их на рассвете штук двадцать.
Между тем танки ползут торопливо, на ходу принюхиваясь стволами пушек. Похоже,намерены обойти позицию батальона с флангов. Свою догадку Тухта Азимов высказывает вслух. Но у командира батареи Северина уже созрело решение:
— Выкатить орудия На прямую наводку!
Эта контратака, пожалуй, будет настырней прежних. И, по всему видать, бой придется продолжать в окружении. Азимов замечает, как пехотинцы перемещаются назад по ходу сообщения.
— Стой! — машет клинком в сторону неприятеля гвардии подполковник Кульчицкий.
Какое-то время стрелки еще в замешательстве, потом волной возвращаются на свои места. Из ровика стремительно вырывается Антон Ковальчук, помощник начальника штаба артполка по разведке, и бежит вперед за своим командиром: то ли хочет сдержать его пыл, то ли сам намерен возглавить один из стрелковых взводов.
— Вот это да!.. Артиллерийские командиры ведут в атаку пехотинцев... Такое и в.гражданскую наблюдать не приходилось,—-.приземистый красноармеец с орденом Красного Знамени первого образца прижимает к боку автомат, посылает короткие очереди.
— Как звать тебя, солдат? — интересуется подполковник Кульчицкий.— Вроде не встречались раньше.
— Бутин моя фамилия, Михаил Ефремович. Вторую войну волочу на плеч.ах.
Минут через пятнадцать бой стихает. На короткий срок. Артполк открывает огонь первым, затрудняя немцам подтягивать резервы перед новой контратакой. Тем не- менее они сосредоточиваются для очередного броска и сами начинают беспорядочный обстрел наших позиций.
Над огневой повисает удушающий дым. Когда он рассеивается, Азимов, гонимый тревожным предчувствием, мчится к первому орудию и застает у панорамы командира батареи. — Давай снаряды! — кричит Северин.
Азимов мечется, как угорелый. Орудие успевает сделать два выстрела.
— Горит!..— ликует над ухом Кашкарбаев и тут же сокрушается: — Пушку повредило.
Через минуту новое несчастье: разбито второе орудие.
А танки не останавливаются, не поворачивают вспять. Остается всего два уцелевших орудия. Но выстоять надо! Перестанут греметь пушки — не удержать рубеж пехотинцам.
— С места не сходить! Огонь!..
Пляшут огненные вспышки. Азимов видит их, хотя лежит на дне ровика. Рядом с ним — командир батареи. Розовая струя на его лице пенится, будто снятое с огня земляничное варенье, медленно капает на землю. «Беда,
юрагим сезяпти — не выживет командир». Азимов поспешно расстилает плащ-палатку, укладывает на нее Северина, связывает на ногах концы брезента, медленно ползет. Добраться бы вон до той разлапистой липы, а там и спуск в балку. Туда не долетают снаряды. Ему кажется, что трава под ним начинает вянуть и желтеть от горячего пота, струящегося по спине. И во рту пересохло... Тухта останавливается перевести дух, по: ворачивается и заглядывает в лицо командиру батареи: жив ли? Северин открывает глаза, пытается приподняться.
— Где мы?
Азимов еле выдавливает из себя фразу:
— Похоже, что немцы обошли...
Он видит, как на командира наваливается жаркая истома. «Надо торопиться»,— подталкивает себя сержант и вновь, напрягая все силы, ползет по-пластунски.
Над головой шуршит снаряд. Тухта скрещивает руки на затылке, но тут же, спохватившись, склоняется над плащ-накидкой, прикрывая собой раненого.
Ничего нет на свете крепче, чем узы фронтового братства. И потому узбек Азимов так страшится потерять друга — украинца Северина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93