— Война не производит людей, она их поглощает. Мало мужчин останется в Литве. Мы устали от тягостного ожидания своей участи. Что будет?
— Теперь все встанет на свои места.
— Важно, чтобы была исключена несправедливость по отношению к кому бы то ни было.
— Невиновные не пострадают. И вы можете заверить в этом своих прихожан. А заодно посоветуйте, чтобы не очень доверяли всяким слухам провокационного характера. Если в сорок первом фашистская пропаганда была примитивной, то теперь, видоизменившись, она намного опаснее. Цель одна: разложить наших людей, посеять у них дух сомнений, неуверенности. Вспомните призывы вступать в «национальные» войсковые части вермахта. Ведь и сейчас не прекращается подобная агитация... Национальные интересы Литвы определил сам литовский народ, проголосовав в сороковом году за Советскую Литву, за ее вступление в состав СССР. А сколько литовцев сражается за освобождение своей земли от оккупантов! Они знают, за какие подлинно национальные интересы идут на бой с врагом. В гитлеровские же формирования вступают единицы — уголовники и те, у кого народ отобрал фабрики и поместья. Люди, обманутые вражеской пропагандой.
В глазах ксендза вспыхивают и гаснут тревожные огоньки.
— Знаю: вы — большевик. Скажите, вам страшно в бою?
— В открытом — испытываю те же чувства, что и все, не желающие себе смерти, люди,— полковник смотрит ксендзу в глаза и продолжает: — Наверное, и вы страшитесь. Например, того, что верующие не придут на очередную проповедь или в душе не согласятся с нею...
— Надеюсь, храмы божьи досками заколачивать не собираетесь?
— Этого можете не опасаться...
— Вы комиссар?
— Нет, я командую дивизией.
— Вот не ожидал... А в отношении страха мне понравилось. Считаю так: если бы не было боязни, притупилось бы и чувство любви.
— Тут надо подумать, что я и сделаю на досуге. Снаружи доносится короткий гудок машины. Тым-чик встает.
— Сколь быстро управитесь в Литве? Или нам уповать на Беллону?
— Будем спешить,— неопределенно отвечает Кирилл Яковлевич и прощается.
События последующих дней мелькают, как в калейдоскопе. На шяуляйском направлении наши войска так глубоко вклиниваются в оборону противника, что вот-вот прорвутся к Рижскому заливу. Враг, не желая с этим примириться, наносит контрудар в тыл шяуляйской группировки..
Стойкость воинов 2-й гвардейской армии, приковавшей к себе значительные силы гитлеровцев, позволяет группировкам 1-го Прибалтийского фронта развить успешное наступление на рижском направлении.
4 августа 262-й полк 87-й гвардейской с ходу форсирует Дубису в районе Лидовяны, но закрепиться на ее западном берегу ему не удается.
За палаткой безумолку тарахтит движок. Неяркий свет электрической лампочки выхватывает из темноты руки старшего лейтенанта медицинской службы Леонида Семеновича Кристального, проделывающие сложные манипуляции. Ассистирует старшая операционная сестра Мария Шевченко. Она ловко вкладывает в ладонь хирурга необходимые инструменты.
— Зажим... Пинцет... Ножницы...
— Не дошел до моря...— стиснув от боли зубы, сетует оперируемый.
— Ну, это не беда. Зато Берлин брать будешь.
— Вот сволочи! Раненые — кто куда. А они танками давить. Я и пополз с гранатами... Неужто выживу?
— А что с таким богатырем сделается? Разве только молодуха в тылу приворожит,— хирург устало улыбается, отступает назад, в темноту.
— Следующего! Нет, перекурить бы... Пригнувшись, выходит из палатки, стягивает с лица
марлевую повязку. Сквозь деревья, сомкнувшиеся кронами в вышине, пробивается рассвет.
— Гвардии капитан Малышок? Откуда ты, Василий Захарович, в такую рань?
— Проститься приехал. В тыл направляют — подлечиться. А тут как раз машина из полка, вот и заглянул.
— Как там у вас, много раненых?
— Артиллеристов всего два человека.
— Думаю, основной поток схлынул. Крепко стоим?
— Атаки отбиты. Теперь, может, и передышка будет. Скрипит тормозами санитарная полуторка, останавливается.
— Бикбулатова, примите раненых!
Хирург замечает офицера с повязкой на глазах. Тот, наверное, боится, что останется незрячим, но молчит. Ждет помощи. Кристальный читает наспех заполненную карточку пациента.
— У нас тут слезы не льют и молебен не служат,— резко бросает медсестре, сопровождающей раненого.— Утрите глаза и принимайтесь за дело. Спешить надо, Зоя!
В медсанбат Бикбулатова пришла почти одновременно с ним, два года назад. Была санитаркой, вскоре овладела навыками медсестры. Считают ее дичком — держится независимо, строга даже с подругами. Закию Габдулимовну все зовут Зоей. Первое время на это имя она откликалась запоздало, потом привыкла. Лишь легкий акцент в плавной, мелодичной речи выдает татарское происхождение медсестры.
— Леонид Семенович*, раненый готов к операции,— докладывает Мария Шевченко.
— Закурить хочешь? — Не дожидаясь ответа, хирург вставляет в запекшиеся губы раненого дымящуюся сигарету и спрашивает: — Скоро добьем немца?
— Доколотим! — отвечает тот и наспех рассказывает, как его ранило в бою.
— Значит, ветеран? Не хочешь из дивизии уходить?
— На всех фронтах враг бежит, а тут уперся,— злится боец и кивает на свои безжизненно лежащие руки: — Вот, если бы их удалось спасти.
— Поколдуем, дружок...— Кому-кому, а Леониду Семеновичу известно, как часто душевное слово лечит само по себе.
Закончив операцию, хирург выходит на улицу и удивляется, завидев снова Василия Захаровича.
— Ты еще здесь? Предлагаю позавтракать, а там в какой-нибудь машине местечко найдем.
— С комдивом попрощался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93