«Если займем к утру Бессергеневскую, надо помочь Шевкуну». Проходит еще час.
— Кажется, началось,— майор Мосейчук вскакивает с места, открывает дверь блиндажа. Орудийные выстрелы слышны отчетливее. Это первый и третий дивизионы артполка ведут огонь по целям, разведанным в течение дня. С ними, конечно, поддерживает связь Утин; раз обещал подавить орудийные батареи противника, значит, не отступится. А может, дело уже сделано? Ведь ответного артиллерийского огня не слышно.
- Товарищ комдив, к телефону...
Весть приятная: второй батальон 1049-го стрелкового полка ворвался на северную окраину Бессергеневской.
Минут через двадцать звонит начальник штаба 1051-го стрелкового полка капитан Бакай:
— Первый батальон занял Заплавскую. Противник отступает.
- Радоваться еще рано. Где Ермолов?
— С первым батальоном. В Заплавскую отправился Заверюха— хочет поспеть к утренней выпечке хлеба в станичной пекарне...
— Передайте Ермолову, что с утра придется ввести в бой второй эшелон!
— Разрешите мне пойти с ним?
Кирилл Яковлевич готов взорваться и едва сдерживает себя. «Никак не угомонится Бакай. Сколько уже говорил, а ему все неймется. Подвиг жаждет совершить — горячая голова. Нет, ты готовься к этому подвигу, делай все по совести, а слава тебя сама найдет. Говорил, а ему хоть бы что...»
— Это вправе решить командир полка. Что касается моего согласия, то вы его не получите.
На часах половина пятого. Быстро, однако же, выкурили немцев из теплых домов. И хотя он только что сдерживал восторги своих подчиненных, сам-то радости сейчас не скрывает.
— А ну-ка, старший сержант Егоров, вызывайте начальника штаба.
Эти веселые нотки угадываются и в разговоре с Ескевичем.
— Придется вам, Георгий Трифонович, снаряжать в путь офицера связи. Донесите, что задача выполнена. А теперь — спокойной ночи.
Однако сам отдыхать не спешит. Последний месяц Тымчик редко бывал в 1051-м. А прежде чаще других навещал именно этот полк. И не только потому, что считал его своим, родным. Просто, он оказывался в гуще событий. Кажется, Ермолов воспринимал каждый новый визит как-то болезненно. Нет, он не игнорировал опыт и стиль своего предшественника, ставшего потом заместителем командира дивизии, но вводил и «свой стиль», стремился к полной самостоятельности. Зазорного в таком поведении ничего нет, ошибок и просчетов у Ермолова не замечено, и все же не может
Тымчик за всем, что делается- в полках, наблюдать лишь со стороны.
Придя к такому выводу, комдив расстилает перед собой карту. Включает походный приемник. Через миг в землянке становится шире от песни о бурлаках; конечно, это нерастраченный бас Михайлова. За ним доносится приятный голос Клавдии Шульженко. Кратковременная тихая вспышка музыки как-то убаюкивает. А мысли неотступны и в такой момент. Шутка ли сказать: десять дней топталась дивизия на месте, а этой ночью обозначился успех наступления. Конечно, победа была подготовлена всем ходом предыдущих боев, при-частны к ней десятки и сотни людей, но тут есть и его доля труда.
Вспоминаются прошлогодние боевые Действия на Дону. Ныне маршруты дивизии вновь стелятся в этих же местах. Только ее путь теперь — наступление. Трудное, но непременное. На всем протяжении реки Мышковой, на заснеженных дорогах и чуть приметных проселках, что и на карте не значатся, можно увидеть сожженные танки, вдавленные в землю пятнистые пушки, исковерканные машины, расплющенные пулеметы. Сейчас каждый готов согласиться, что если продвигаться такими темпами, то летом наверняка можно побывать в Нижней Крапивне. Возможно, именно там ждет его с детьми жена?..
Тымчик машинально скоблит пальцами выстриженный затылок. И мысли комдива о далеком прошлом -уносят в родное село.
Восьми лет его отдали в подпаски. Может, так и остался бы пастухом, если б не Советская власть. «Скоро выкарабкаемся из нужды,— вслух утешала себя мать.— Вот и Кирилл подрос, надо к делу пристраивать».— «Он у нас настойчивый, вылитый отец»,— повторял Митрофан, старший брат Кирилла, однажды услышанные от матери слова. Теперь портретное сходство с отцом действительно угадывается, хотя Кирилл не мог его помнить: тот умер в год его рождения. Матери приходилось тяжело с четырьмя мальчуганами и дочкой, ведь старшему тогда шел лишь десятый год.
Четырнадцатую осень отсчитывал Кирилл, когда свершилась революция. «Вот бы, сынок, в ученье тебя определить!..» — заговорила мать. Но время было смутное. Да и хлеба вдосталь не имели. И снова с раннего утра
спешил на усадьбу кулака, который по .просьбе матери взял его конюхом. Лишь изредка, урывками, при свете коптилки садился за книгу. В девятнадцать лет стал железнодорожным рабочим, в своем же Немйровском районе на Винничине. Реже бывал дома, но зато помощь семье стала ощутимей.
Круто переменила его судьбу армия. В 1925 году был направлен в 96-ю стрелковую дивизию, с которой сроднился по-настоящему. Как раз кончался срок пребывания в комсомоле, и через год Кирилл вступил в ряды партии большевиков: В составе этой дивизии, собственно, и прошла его предвоенная служба. За пятнадцать лет миновал все ступени профессионального роста — от курсанта полковой школы до командира полка. Нелегко было сочетать учебу со службой. Посещал вечерами рабфак, а затем поехал в Одесское пехотное училище, откуда уже командиром взвода вернулся в ту же дивизию. Через четыре года снова учеба — на курсах «Выстрел». В 1940-м одолел заочный факультет при академии имени М. В. Фрунзе.
Доволен ли он, что принял сейчас дивизию? Конечно, и незачем это скрывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93