.. Ими так начинена прилегающая к берегу местность, что подняться днем в атаку невозможно.
Геннадий Мартынов и-его заместитель по политчасти Григорий Антонович Доброскоков обходят всех, кто еще держит оборону.
В пыльном безмолвии тусклым фонарем дрожит луна. Скоро ее скрывает плотная завеса дождя.
— Слезы по нашим ребятам,— тихо шепчет бронебойщик Пермяков.
Доброскоков обнимает его за обмякшие плечи:
— Давай, солдат, к реке. Плот строить будем. Надо возвращаться в расположение дивизии.
— Соков заговорил! — Даша Банченко радостно машет рукой, приглашая начальника штаба полка Ба-кая ближе к радиостанции.
Тот подходит, наклоняется над девушкой. Шинель, шапка, сапоги у нее не по росту, но Даша ничуть не смущается этим. Вся в работе, она ловко скользит пальцами по панели радиостанции, наконец, с просветленным лицом передает наушники Бакаю.
Так как связь штаба 1049-го полка с группой капитана Былды не была установлена, то по приказу командира дивизии полковника Афонина для координации действий с десантниками был послан помначштаба полка Иван Сергеевич Соков.
В радиограмме от 1 ноября 1942 года он доносил следующее: «...высадился в полном составе. Нашел первую стрелковую роту в количестве 75 человек, взвод ПТР—21 человек, разведчиков — И, саперов —11. Всего 118 человек. Организовал круговую оборону. Местонахождение второй стрелковой роты, с которой был командир батальона, пока неизвестно. Ведем бой».
Донесение в какой-то мере обнадеживало. Но что Соков сообщит сейчас?..
Начальник штаба полка, намерен переговорить с Соковым, но слышит лишь слабый треск, разобрать ничего не может. Передает наушники радистке Банченко. Та с огорчением роняет:
— Очередной сеанс связи через два часа... Тянется мучительное ожидание. Но Соков молчит.
Он не выходит на связь ни. в шестнадцать, ни в восемнадцать, ни в двадцать часов.
По настоянию подполковника Тымчика ночью на помощь Сокову ушла группа автоматчиков во главе с политруком Головинским. Десантники погрузились на бронекатер, но вскоре вынуждены были вернуться: израненное, побывавшее не в одной переделке судно вышло из строя. Предпринимались и Другие попытки, но все они не увенчались успехом. Правый берег хорошо простреливался противником. С пятью ранеными на борту группа под утро вернулась в расположение полка, так и не выполнив задания.
А в это время на том берегу Волги ждут, пока на-ступит темнота.
— Давай, ребятушки, разом взяли! Бесформенная громада связанных кое-как бревен медленно ползет по мокрому песку. Тяжело плещет в темноте река, изредка вспыхивают и гаснут в черном небе ракеты.
— Рассаживайтесь. Плот выдержит и танк. Я — Николенко Павел Петрович, старшина. Рядом со мной Авдеев, раненый сапер. Предлагаю перезнакомиться.
— Это еще зачем?
— Мало что случится, пока доплывем. Но ведь кто-то должен рассказать о нас...
— Кунакулов я, Кунай Исангулович. Башкир. Разведчик...
— Раненый?
— Угадал. В бок.
— Это ты правильно сообразил, старшина, насчет знакомства. Записывай меня вторым. Буду у тебя заместителем, звание подходящее — замполитрука. Кличусь Пермяковым Максимом Анисимовичем. Я хочу сказать вот что о нас с Кунакуловым. Когда кончились патроны, подобрали мы немецкие автоматы... Кормились по-следние дни тем, что находили ночью в брошенных землянках... На всем пути вдоль Волги видели горы фашистских трупов — в окопчиках, у стен зданий, под колесами паровозов. И еще: фрицы чувствуют себя хозяевами лишь там, где наших в живых никого не осталось.
Неожиданный посвист мины обрывает Пермякова на полуслове. Тяжелые струи плещут в лицо, а набежавшая крутая волна легко слизывает Николенко с плота.
Изумленный замполитрука, крикнув, бросается к «веслам». Управлять ими непривычно трудно. Сорокалетний Пермяков хоть и выглядит пожилым, но крепко сложен и расторопен. Заметив вынырнувшего Николенко, он Подхватывает его за воротник шинели и рывком втаскивает на плот.
— Вот где ты, бродяга! Поди, порядком нахлебался...
Старшина узнает голос Максима Анисимовича и чувствует, как от невысказанной благодарности по всему телу разливается спасительное тепло.
Уже почти рядом знакомые сосны. До берега остается метров пятьдесят. Теперь, даже если плот совсем распадется, волны вытолкнут людей на песок. Подберут свои, возможно, успеют откачать и согреть.
Лучи вражеских прожекторов режут волны реки где-то сзади. Старшина берет шест, но одеревяневшие руки не повинуются. Наконец, долгожданный толчок о что-то твердое. Конечно, это дно реки. Желанное облегчение приходит чуть позже, когда из темноты выплывают
родные лица однополчан. Раненых берут на руки, подхватывают под мышки. Кто-то хочет взвалить старшину на плечи, но он противится, доказывает, что у него еще сохранились силы самому ступать по родной земле.
Вместе с Николенко в расположение дивизии возвращаются семь человек, пятеро из них ранены.
В ночь на 7 ноября прибывают еще двое бойцов, а через день — трое.
В дивизии между тем жизнь идет своим чередом: разведчики, разместившиеся в боевых порядках северной группы полковника Горохова, доносят, что в стане врага активизируется передвижение техники. Танки, манны, самоходки буквально заполонили округу. Ясно, что неприятель не оставит попыток полностью овладеть городом. А потому пехотинцы на островах круглосуточно дежурят в окопах. Ни на час не уходят с огневых позиций артиллеристы и минометчики.

РЕШАЮЩИЙ ХОД
Все ближе зима. 16 ноября выпал первый снег. Дня два кружила метель, в беспорядке сбрасывая на деревья, землю тяжелые белые хлопья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93