Я опустил ствол штуцера. За пятнадцать шагов от нас он остановил верблюда и сказал:
— Сиди, я не пришел к тебе, как враг, но как проситель.
Только ты в состоянии помочь нам!
Он подъехал поближе, но оставался в седле. На лице его был страх, он тяжело дышал. Мне было любопытно, чего же он хочет.
— Сядь на верблюда и поедем со мной! — позвал он меня.— Не знаю, что и делать. Только ты можешь спасти моего Халобу!
— Что с ним? Что случилось?
— Буря занесла его в Рамл эль халак.
— И я его должен спасти?
— Не спасешь ты, не спасет уже никто.
Не ловушка ли это? Нет, смертельный страх, отразившийся на его лице, не мог солгать. Я не колебался, сел на верблюда. «Энта тайиб»,— слышал я мальчишеский голос, когда мы во весь опор мчались к губительным пескам. Скалы расступились. У их подножий собрались тарги. Их верблюды лежали на песке и поворачивали к нам головы. С первого взгляда я оценил ситуацию.
Я был на берегу огромной скальной сковороды диаметром около двух километров. Глубину я не мог угадать, но она должна быть значительной, судя по почти вертикальным стенам на краю. Чем эта сковорода, собственно, была наполнена, нельзя было определить. Казалось, что ее заполняет мокрый, мелкий, легкий песок, на поверхности которого не удержится никакой тяжелый предмет. Эта гигантская чаша с самого начала содержала только воду или еще какую-то жидкость. А потом ветер нанес сюда песок пустыни. Тяжелая нижняя часть стены из песка, которую мы встретили в полдень, была задержана скалами, а в озеро упала только мельчайшая пыль, рассеянная в воздухе, и она не опускалась на дно, так как была легче воды. Вот так я представлял себе возникновение этого песчаного моря и, вероятно, не слишком ошибался.
Не менее чем в двадцати пяти метрах от берега лежал в этом погибельном море тахтаруван. Тонкая ткань и длинные шесты предохраняли его от погружения. А на нем сидел Халоба. Он был достаточно умным, чтобы не двигаться, но беспрерывно звал на помощь. Едва увидев меня, он, плача, стал просить:
— Та ал, та ал, йа сиди! Халисни мин ил маут, нагдаа, нагдаа! Приди, приди, сиди! Спаси меня от смерти! Помоги, помоги!
— Приду! — ответил я.— Только сиди спокойно, а то не вернешься!
Тарги молчали. Они глядели на меня мрачно, но без ненависти, скорее с надеждой. При моих словах шейх взял меня за руки.
— Ты в самом деле хочешь идти к нему? Думаешь, что его можно спасти?
— Я попробую это сделать. Либо спасу мальчика, либо погибну вместе с ним.
— Ты достойный человек. Но как ты хочешь это сделать, сиди?
— Мы сделаем келек, плот.
— Келек? Из чего?
— Он должен быть легким, широким и длинным. Остов будет из палаточных шестов, а на них мы прикрепим палаточную ткань. Но сначала надо выяснить, насколько глубок песок и как он держит.
Я взял шест от палатки и осторожно подошел к краю песчаного озера. Мне не удалось точно определить, где начинается гибельный песок, поскольку он вроде бы ничем не отличался от остального песка, а значит, каждый шаг мог стать роковым. Скоро я почувствовал, что почва колеблется у меня под ногами. Я встал на колени и воткнул шест в песчаную кашу. И не достал до дна. Тарги связали несколько канатов, а на конец прикрепили камень. Я отпустил его в песок. Шнур был самое малое метров двадцать длины, он весь распустился, но камень не лег на дно. Песчаное озеро было глубоким с самого начала. Мне было не по себе при мысли, что плот не выдержит, и эта песчаная каша безжалостно сомкнется надо мной.
Мы принялись за изготовление плота. Я должен был сначала придумать наилучшую конструкцию этого транспортного средства, так же, как и удобного весла. Наконец я сделал что-то вроде жерди, к которой под прямым углом был прикреплен полотняный прямоугольник. Весло было нужно только на пути туда, а обратно тарги должны были подтянуть нас на канате.
Изготовление плота продолжалось довольно долго, и мы должны были постоянно ободрять мальчика, чтобы он не утратил терпения и смелости. Наконец мы были готовы. Предстояло самое тяжелое: погрузиться. Полотняный плот был, естественно, очень гибкий и прогибался, «захлопывался» со всех сторон. Взобраться на него было делом более чем рискованным. Я должен был влезать на плот на животе. Потом тарги оттолкнули плот шестами от берега, и я взялся за весла. Дело двигалось. Но двадцать пять метров!
На воде это было бы мелочью, но на поверхности песчаной каши процесс передвижения затянулся на полчаса. Мне часто случалось быть в опасности, но никогда у меня не было такого ощущения, как тогда. От чавканья, плеска, бульканья, хлюпанья этой вязкой массы у меня волосы дыбом вставали. Тарги, затаив дыхание, следили за моим продвижением, а когда мое транспортное средство один раз чуть не перевернулось, в их крике я услышал неподдельное отчаяние.
Наконец я настолько приблизился к тахтарувану, что коснулся его.
— Спаси меня, сиди! — кричал мальчик.
— Не бойся! — успокоил я его.— Оставайся неподвижным, чтобы не терять равновесия, а я уж постараюсь тебя доставить в целости к отцу. Если же тахтаруван закачается, сразу наклоняйся туда, куда я тебе велю.
Я привязал тонкую веревку, одним концом к передней раме плота, на другом же конце сделал петлю, которую набросил потом на нижнюю перегородку тахтарувана. Петля зацепилась с первой попытки.
— Тяните, но очень медленно! — крикнул я, обращаясь к берегу.
Канат натянулся, мой плот стал пятиться и потащил за собой тахтаруван. Носилки хотя и были достаточно легкими для того, чтобы не утонуть, но оказались совсем неподходящими для использования в качестве салазок. Они колебались и раскачивались, и наверняка перевернулись бы, если бы у меня не оказались припасенными еще два шнура с петлями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74