Виннету считал точно так же, как и я. Он даже не выслушал мои слова до конца. Он галопом помчался вперед, мы — следом за ним. Там, где начинался крутой подъем, мы остановились. Лошадей и ружья доверили Хаммердаллу и Хол-берсу и начали карабкаться к деревьям на вершине холма.
Мы двигались быстро, но не поспешно, чтобы не прийти к вершине, совершенно задохнувшись. На середине крутого склона мы свернули к лесу, в направлении к большой скале, под которой проходила тропинка. Едва мы успели укрыться, как услышали сиуксов. Мы пропустили их. Через минуту появились два вожака. Виннету прошептал:
— Ты — белого, я — вождя!
Мы вышли из укрытия, разбежались, прыжком взлетели на их лошадей: рука на рот, удар в висок, и всадники без сознания упали в наши объятья. Резким рывком мы остановили лошадей и сбросили оглушенных на землю. Потом спрыгнули сами, развернули свои лассо, привязали пленников на лошадях, словно кули, а лошадей под уздцы свели вниз с холма. Все произошло молниеносно. Прошло не более четверти часа, когда мы достигли нашей стоянки.
Мы сразу же отъехали оттуда. Через довольно много времени заметили, что пленники наши приходят в себя. Мы остановили лошадей. Когда же пленники осознали свое положение, они не на шутку испугались. Индеец молчал, Фолдер ругался. Я наставил на него свой револьвер.
— Негодяй! Где яма, куда ты бросил скво упсароков и ее детей? Если змеи, не дай Бог, им что-нибудь сделали, то твой последний час пробил, это я тебе говорю, Олд Шаттерхенд.
— Яма? Змеи? — лопотал он, словно бы ничего не топимая.
— Замолчи и веди нас! Или ты навсегда забудешь, что жил когда-то.
Возможно, препирательство это продолжалось бы достаточно долго, но пристальный взгляд Виннету имел большую силу, нежели мои слова.
Мы поехали дальше, но теперь уже другой дорогой, чтобы затруднить сиуксам преследование, так как следовало ожидать, что они, едва заметив отсутствие своих вожаков, начнут их усердно разыскивать. Это имело и положительною сторону — благодаря этому нападение на земли упсароков откладывалось, а может, и вообще было вконец расстроено.
К восьми часам утра мы пришли к походному лагерю оглала. Я подозвал Фолдера, чтобы он мне показал, где находятся женщина и дети, но он мне ответил вызывающе:
— Я невиновен. Ни о какой скво, а тем более о ее детях я не знаю. Зато я слыхал разговоры, что Виннету и Олд Шаттерхенд никогда не судят без доказательств.
— Тебе же хуже. Если бы ты признался, то мот (ми ожидать снисхождения. Вчера вечером мы прятались вон в тех кустах. Мы найдем потерянных и без вашей помощи. Танчан-хонска будет откровенным?
Сиукс отрицательно покачал головой и сказал гордо:
— Танчан-хонска не воюет с женщинами и детьми. Он будет молчать.
— Хорошо, начнем поиски сами.
Конечно же, от стоянки к яме шли следы. Ночью мы их не заметили, но сейчас достаточно было одного взгляда, чтобы обнаружить следы, ведущие вдоль леса, а потом исчезающие в буше. Это были следы человеческих ног и двух лошадей. Сиуксы, очевидно, оставили двоих воинов для охраны. Я хотел уже предупредить остальных, чтобы они передвигались осторожнее, как заметил за деревом торчащие носки мокасин. Я прыгнул туда и увидел старшего из мальчиков. Он смотрел на меня с отчаянной решимостью. В руке его был нож.
— Ты сын вождя упсароков? — спросил я его.—Я — Олд Шаттерхенд, а вот это Виннету, вождь апачей, Где твои мать и брат?
— Уфф! — воскликнул парнишка радостно.— ОлдШат-терхенд и Виннету! Мать говорила, что вы хотите спасти нас. Но она умрет. Змеи ее ужалили. Я шел нарвать новых лечебных трав, потому что тех несколько былинок, что мы нашли в яме, недостаточно.
Глаза его наполнились слезами.
— Веди нас! — потребовал я.— Может, мы еще сможем помочь ей.
— Нет, мать умрет,— сказал мальчик.— Но я отомщу за нее. Она умрет, она всем телом трясется, временами лежит совсем как мертвая, а потом вскакивает. Те места, в которые ее ужалили змеи, почернели и опухли. Но я отомщу за нее.
Мы прошли около двухсот шагов, когда услышали вдалеке женский голос, который напевно жаловался словно бы из глубины какой-то пещеры.
Мы прошли еще несколько метров, продрались через густой молодняк и очутились на краю квадратной ямы. Она была около трех с половиной метров глубиной, метра два шириной, обложена твердой древесиной для защиты от влаги и осыпания. Крышка тоже была деревянной, обшитая мехом, но сейчас она лежала в стороне. Такие ямы трапперы делают для того, чтобы закладывать в них добытые шкурки до той поры, когда можно будет увозить их. Поодаль были привязаны две лошади, к стволу дерева были приставлены два ружья, а на двух сухих сучьях висели два свежих скальпа.
— Чьи это скальпы?
— Наших охранников. Я все расскажу Олду Шаттер-хенду и Виннету,— сказал мальчик, и глаза его загорелись.— Но сначала я прошу их помочь моей матери.
Мы посмотрели в яму: сразу же в глаза бросилась сломанная елочка, которая послужила мальчикам в качестве лесенки. Потом мы увидели на дне ямы лежащую скво. Она содрогалась в судорогах, тяжело дышала. Ее голову держал на коленях младший мальчик. По лицу его текли слезы. В противоположном углу ямы лежали три большие гремучие змеи. Они были дохлыми.
Мы спрыгнули вниз. Как всегда, мы с Виннету думали одинаково. Мы направились не к женщине, а к змеям и внимательно их осмотрели. Они были задушены. Пресмыкающиеся имели добрых два метра длины, а вокруг головы у них было множество мелких отверстий, словно бы кто исколол их острой иглой. Я молча кивнул, а Виннету ответил мне улыбкой, слов не требовалось.
И только после этого мы подошли к женщине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74