***
ГИБЕЛЬНЫЕ ПЕСКИ
В СКАЛЬНЫХ ПЕЩЕРАХ САХАРЫ
Солнце клонилось к закату. Жара по-прежнему была изнурительной, и поэтому я лежал в тени своего ездового верблюда, в то время как остальные члены каравана уселись вокруг колодца с мутной и невкусной водой, слушая хвастливые речи моего слуги Камила. Я понимал каждое слово и потешался, слушая, как он старается произвести впечатление, перечисляя мои неисчислимые достоинства.
— Вот тебя зовут Абрам бен Сакир, и ты — богатый человек, не так ли? — спросил он богатого купца из Мурзука, сидевшего рядом с ним.— А сколько ты платишь своим проводникам на этом пути в день?
— Двести каурисов,— охотно ответил спрашиваемый.— Разве этого не достаточно?
— По твоему мнению — да. Но мой сиди намного богаче тебя. Его зовут Кара бен Немси, и в оазисах его отца пасутся тысяча лошадей, пять тысяч верблюдов, десять тысяч коз и двадцать тысяч овец с толстыми курдюками. Он мне в день платит один абу нукат, так что, когда я вернусь домой, то буду богаче тебя. А теперь скажи, что ты стоишь по сравнению с ним?
Этот специалист, пуская пыль в глаза, несколько погрешил против правды: абу нукат, этот местный талер, я действительно платил ему, но не ежедневно, а еженедельно, и, кроме того, он ежедневно получал около пятидесяти феников приблизительно.
— Аллах дает, аллах забирает. Все люди не могут быть одинаково богатыми,— пожал плечами купец.
— Это верно,— кивнул Камил.— Но аллах любит моего господина и щедро его одаривает. Ты понятия не имеешь, сколь известно имя Кара бен Немси всем народам во всех странах! Он говорит на всех четырех тысячах пятидесяти языках этой земли, знает названия всех восьмидесяти тысяч животных и растений, лечит десять тысяч болезней и может убить льва одной пулей. Его мать была красивейшей женщиной в мире, а мать его отца звали Воплощенной благо-детелью. Все тридцать шесть его жен — женщины послушные, любезные и пахнут амброй, словно райские цветы. Перед его голосом дрожит даже черный барс, и если бы на нас вздумали напасть, например, тарги, на земле которых, к сожалению, мы как раз находимся, их смогло бы прогнать его малое ружье. Посмотрите на него. Видите — у него два ружья, большое и маленькое. Из большого он враз может подстрелить целую калу, ручаюсь, а из маленького может выстрелить десять тысяч раз, не перезаряжая, поэтому то ружье называется б у нд укийяттакрар, то есть, ружье повторительное. Уж если и случится, что эти мерзавцы придут сюда, то вы тогда увидите...
Ради аллаха, замолчи! — быстро перебил его эль джаммалин, проводник каравана.— Да не услышит тебя шайтан, потому что он может и вправду их привести, и тогда мы погибли.
— Погибли? Это в то время, когда мой эфенди и я находимся здесь?
В это время с северной стороны показался наездник. Его хеджин, ездовой верблюд, был отличным бегуном. Вооружение наездника составляли длинное арабское ружье и два ножа, прикрепленные браслетами к обеим рукам. Это очень опасный способ ношения ножей: при борьбе можно обхватить противника и вонзить ему лезвия в спину.
— Салам! — поздоровался он и соскочил с седла, даже не понудив верблюда опуститься на колени.
— Позвольте мне напоить своего хеджина, а вас предупредить о неприятеле!
Он был закутан в длинный белый бурнус, из-под капюшона выбивались черные, сильно засаленные волосы. Наездник был рослым и статным. У него было полное лицо, уплощенные скулы, короткий, скорее тупой нос, маленькие глаза и округлый подбородок. Если бы он имел еще и литхам, вуаль, укрывающую все лицо за исключением глаз, то я мог бы присягнуть, что передо мной стоит тарг.
— Мир тебе,— ответил шейх, в то время как животное незнакомца само побежало к воде/— Кого ты имеешь в виду, говоря о неприятеле?
— Амахара,— ответил спрашиваемый. Это означало таргов, но обычно такое название употребляли лишь члены племени.
-- То есть тарги?
— Да, они осадили оазис Сегхедем.
— О аллах! Ведь мы туда собираемся идти сегодня
ночью!
— Не делайте этого. У нас был караван из тридцати человек и восьмидесяти верблюдов. Мы пришли из Бир Исхайи и думали, что находимся в безопасности. Но едва мы достигли Сегхедема, как на нас напали амахара и всех убили, один только я и спасся.
— О аллах! — вскричал старец.— Этими псами мы обязаны шайтану! Они остались в Сегхедеме. Что нам делать? Мы должны ждать в Бир Акбаре, хотя воды здесь едва хватает для людей и совсем недостаточно для животных.
Он беспомощно оглянулся вокруг. Абрам бен Сакир помрачнел.
— Нельзя ли обойти оазис Сегхедем?
— Нет,— сказал шейх.— На восток не получится, потому что ближайший колодец находится в трех днях пути, в краю воинственных тиббу, а окружный путь на запад завел бы нас на холм Магхайир эс сухур, в скальные пещеры, которых я не знаю.
— Зато я знаю,— объявил беженец.
— Ты? — удивленно спросил шейх.— Вряд ли ты более искушенный х а б и р, проводник, нежели я, а кроме того, я еще и в два раза старше тебя.
— Я — хабир. И это вовсе не вопрос возраста. Я знаю те места, поскольку бывал там неоднократно. Я вел караван, на который напали амахара, и мне бы никогда не удалось спастись, если бы я не знал дорог в пустыне. Я воин из племени рийяху, а зовут меня Умар ибн Амара.
Племя рийяху и в самом деле живет в Феззане, но мне что-то не верилось, что этот хабир — араб, особенно потому, что он постоянно говорил о таргах, как об амахара, чего ни один араб никогда бы не сделал. Но шейх эти неувязки, очевидно, проигнорировал, так как сказал:
— Я знаю, что мужчины племени рийяху хорошо знают дорогу от Мурзука до Бильма. Ты думаешь, что мы смогли бы по этой дороге обойти таргов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74