Погляди!
Он распахнул х а и к, и я увидел, что на поясе у него ничего нет. Мое недоверие улетучилось.
— Прости,— сказал я,— что мои речи звучали недоверчиво. Поверь, я не хотел тебя обидеть.
— Меня удивляет твое недоверие,— ответил он,— тем более что я знаю: против твоего волшебного ружья бундук и й а т эс сирр ничего не смогут сделать даже сто хорошо вооруженных воинов.
Вон как, слухи о моем штуцере достигли даже пустыни, даже арабов племени мунтефика! Но потом я, к счастью, вспомнил, что распространению этих слухов способствовало мое прежнее пребывание вблизи берегов Тигра, и уже больше не удивлялся.
Вскоре мы достигли высохшего речного русла, называемого Джаризаад, и увидели перед собой развалины Старой Басры.
Мое утихшее было недоверие пробудилось с новой силой, как только я заметил, что Абд эт Тахира напряженно и внимательно осматривает окрестности. Кого он высматривал? У него здесь с кем-то было назначено свидание? Но с кем? С одним человеком или с несколькими?
С того времени, как мы выехали из города, прошло уже добрых два часа, его мунтефика вполне уже могли добраться сюда пешком.
И вдруг мне показалось, что я понимаю поведение шейха и его цели. Его восхищение относилось вовсе не ко мне, а к моему ружью, к волшебному штуцеру.
Но так как до сих пор он ничем себя не проявил, я решил подождать, когда же шейх обнаружит свои коварные замыслы.
— Теперь, когда мы здесь,— обратился к шейху Ме-суд,— скажи нам, где находится байт Ибн Риза, дом сына Ризы, чтобы мы могли почтить его память.
Шейх указал на скопление обломков на южной стороне
и ответил:
— Я отведу вас туда. Но лошадей мы оставим здесь.
— Почему же? — спросил я.— Мы можем доехать верхом до места.
-- Лошади принадлежат мне, не вам,— прошипел он нетерпеливо.— Они останутся там, где я скажу. Я не хочу, чтобы они в развалинах сломали себе ноги.
— Тогда я останусь с ними,— воспротивился я.
— Как тебе будет угодно. А мы пойдем.
Он быстро зашагал, и хаддадцы последовали за ним, едва я успел предупредить Месуда еще раз. На Умара ибн Садика я успел лишь бросить предостерегающий взгляд.
Халеф остался со мной.
— Сдается мне, сиди, что этот шейх тебе не по душе.
— Я подозреваю, что он приготовил для нас ловушку. Подожди здесь с лошадьми, а я пойду — надо убедиться, что я не ошибаюсь в своих предположениях.
— В каких предположениях?
— Что где-то еще здесь есть мунтефика.
— А что бы им здесь делать? Ведь они в Эль Нахите.
— Я был бы очень рад, если бы они там на самом деле были. Может, я и ошибаюсь, но у меня такое предчувствие, что они где-то здесь укрылись. Посмотрим. Ты не отходи от лошадей. Пока они у нас есть, мы имеем преимущество.
— Куда ты хочешь идти?
— В северную часть этих развалин. Если там нет никаких следов, значит, я зря подозревал шейха.
— Ружье пусть останется здесь, оно будет тебе мешать перелезать через развалины.
— Еще бы! Его-то я особенно должен стеречь: если не ошибаюсь, кое-кто на него точит зубы.
И я пошел.
Халеф предсказал точно: меня ожидало утомительное преодоление преград, поскольку я не хотел терять время, обходя развалины.
Руины были куда более обширные, нежели я предполагал. Я блуждал в развалинах строений, но нигде не находил человеческих следов.
Я уж было подумал, что подозрение мое было ошибочным, и хотел вернуться, когда в пролом полуразрушенной постройки заметил двор, покрытый мелкой пылью.
И в нем были отчетливо различимы следы. Но это могли быть и следы каких-то животных. Я перелез через стену, и мне не нужно было даже наклоняться: это были следы людей. Их было не меньше десяти, а может, и больше.
Опасность!
Прежде всего я хотел побежать к Халефу, но непосредственно ему наверняка опасность не угрожала. В стесненных обстоятельствах скорее были Месуд и его товарищи, но главное — Месуд, у которого были при себе деньги.
Шейх, очевидно, вел Месуда к тому месту, где их всех поджидали мунтефика, чтобы ограбить либо вообще убить. Обнаруженные следы должны были привести меня именно туда.
Я побежал по следу так быстро, как только мог. Быстро перелезал через кучи мусора, быстро спрыгивал в какие-то провалы, быстро преодолевал стены.
Я полз на четвереньках, прыгал, пролезал, карабкался, пока наконец остановился перевести дыхание на большой груде развалин.
Слева, далеко от меня, на обширной равнине, я увидел лошадей. Рядом с ними на высохшей траве сидел Халеф, и рядом с ним стоял шейх. Они разговаривали между собой — с виду по-дружески. Что же выходит: я в конце концов ошибался?
Хм! Значит, Абд эт Тахира все-таки лишь Служитель Добродетели? Я почувствовал, что у меня камень с души свалился. Но в это время шейх как раз зашел к Халефу сзади, поднял камень и приготовился ударить.
— Халеф! Худ балак! Внимание! — закричал я, но было поздно. Бедный хаджи получил удар по затылку и упал лицом вниз.
Во мне поднялось бешенство. Я падал, летел, мчался ровной дорогой к лошадям, преодолевал преграды, сам уж не знаю как. Наконец, я остановился перед высокой стеной из древних кирпичей, иссушенных солнцем в прах и ломких, словно сухое печенье. Одним прыжком я взлетел наверх и увидел, что подо мною бегут несколько незнакомых мне мужчин. А в это время с юга послышался жалобный крик.
Я заколебался. Куда раньше? К Халефу либо туда... Но я не смог дольше раздумывать, потому что стена подо мной с грохотом рухнула, и я свалился как раз между этих мужчин.
Они мгновенно на меня набросились. Смутно помнится мне пыль, душившая меня, что-то твердое, прижимавшее меня к земле, в то время как я дико метался. Потом меня не только окутала пыль, но и «вуаль забытья».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74