Изогнутые кверху покатые стены были сложены из отполированного черного
оникса, так же, как и пол. Здесь, казалось, навеки поселилась глухая
темная ночь. Храм не был освещен факелами, но огромные языки пламени с
треском вырывались из котлов на ножках с перекладинами. От самого пола
уходили вверх ярус за ярусом черные террасы.
Над самой верхней галерее возвышались через равные промежутки
двадцатифутовые мраморные изваяния, по большей части они изображали не
людей. Спархок различил лишь некое подобие стирика, а чуть дальше -
эленийца. Он понял, что эти статуи - застывшие образы слуг Азеша, а люди
занимают очень маленькое и весьма незначительное место в этой огромной
плеяде. Остальные же прислужники обитали далеко и вместе с тем очень
близко.
Прямо напротив входа, где притаился Спархок, возвышался идол.
Стремление человека изобразить на холсте или глине своих Богов извечно, но
творения эти никогда не были полностью совершенны. Львиноголовый Бог -
тело человека и голова льва, приставленная к нему для пущего контраста
между божественным и земным. Люди с давних пор полагают, что лицо -
зеркало души, а тело - лишь необходимое для жизни дополнение. И Бога в
изображениях его наделяют такими чертами, чтобы отразился в них Дух Божий,
не пытаясь передавать внешнего сходства. Лицо идола, высоко вознесенного в
этом, похоже, сотканном из самой тьмы Храме, казалось, было воплощением
греховности всего человечества. И похоть, и алчность, и чревоугодие - все
отразилось на этом лице; и даже многое такое, чему не было ни имен, ни
названий на человеческом языке. И Азеш, судя по изображению его лица,
жаждал - требовал - такого, что находилось за пределами человеческого
понимания. А во взгляде его было что-то дикое, измученность и
неудовлетворенность. Губы его были искривлены, а глаза - жаждущие и
безжалостные.
Спархок отвел глаза от этого лица. Смотреть на него слишком долго
означало смерть.
Туловище идола не было до конца завершено. Казалось, скульптор был
так потрясен и заворожен этим лицом и всем, что оно несло с собой, что был
в силах сотворить не более чем набросок остальной части тела. Подобно
пауку, раскинул Азеш свои щупальца, в великом множестве отходящие от его
огромных плеч. Статуя была слегка наклонена назад, а бедра ее непристойно
раздвинуты, но тот предмет, ради которого, казалось, и была придумана вся
эта поза, отсутствовал. Вместо него там была совершенно гладкая без морщин
поверхность, блестящая и очень похожая на рубец от ожога. И тогда Спархок
вспомнил слова Сефрении, которые она бросила грозному Азешу. Во время их
разговора с Ищейкой на северном берегу озера Вэнн она назвала его лишенным
мужской силы и евнухом, и теперь рыцарю стало понятно, почему. Хотя раньше
он старался не вдумываться в значение тех слов и ироничных фраз, которыми
Младшие Боги порою норовили уязвить своих старших родственников. Над
головой идола сиял бледно-зеленый нимб, и его свечение было в точности
таким же, что исходило от лица Ищейки.
Внизу, на блестящем, отделанным ониксом, черном полу в бледном
сиянии, исходящем от алтаря, творилось нечто невообразимое. Спархок с
отвращением отогнал от себя мысль о том, что вершившаяся там оргия -
религиозный ритуал. Обнаженные люди с безумным неистовством прыгали и
скакали перед идолом, выделывая ногами непристойные курбеты. Спархок не
был человеком не от мира сего, не был и монахом-отшельником; многое
повидал он на своем веку, но от вида извращений, что творились у него на
глазах, его выворачивало наизнанку. Та оргия простых земохских эленийцев,
которую они прервали в горах, казалась теперь ему невинной детской забавой
по сравнению с тем, что происходило внизу, под мрачным куполом Храма.
Похоже, что голые земохцы, бушевавшие на черной ониксовой глади в
бледно-зеленом свете, предавались всевозможным грязным извращениям не
только тем, что известны людям, но и такими, что по своей чудовищной
непристойности могли быть подсказаны лишь самим Азешем, да разве что его
слугами. Застывшие остекленевшие взгляды и вымученные неестественные
движения обнаженных - все говорило об их неистовом стремлении продолжать
ритуал до самого его конца, пока все они не упадут замертво от
неумеренности. Нижние ярусы этого нескончаемого потока галерей, уходящих
вверх, были заполнены людьми в зеленых балахонах, которые нестройным хором
завывали песнь, что казалась пустым звучанием, лишенным мысли и чувств.
Неожиданно Спархок уловил справа от себя едва заметное движение. Он
быстро обернулся. Небольшая группка людей собралась на галерее в ста ярдах
ниже ужасного прокаженного изваяния того, что, казалось, было исторгнуто
из самых глубин безумия. У одного из тех, кто стоял на галерее, были белые
волосы.
Спархок изогнулся и дал сигнал Улэфу тянуть его назад.
- Ну, что? - спросил его Келтэн.
- Считай, что это огромная большая палата в виде огромного купола, -
тихо проговорил Спархок. - Идол наверху, на ее дальней стороне. По кругу
купола тянуться ярусами широкие галереи, ведущие вниз на самую середину.
- А что это за шум? - спросил Тиниен.
- Они совершают ритуал, и видимо, это песнопение - часть его.
- Меня совсем не интересуют их религиозные отправления, - проворчал
Улэф. - Там есть солдаты?
- Нет, - покачал головой Спархок.
- Это радует. А что-нибудь еще ты там увидел?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193