Нам не потребуется даже говорить с ним
- многое можно понять изучая его манеры, и даже просто одежду, - Эмбан
резко хлопнул в ладоши, не дав Эмбану времени опомниться.
Двери зала распахнулись и внутрь вошли Кьюрик и Берит. Они волочили,
держа за лодыжки, неподвижного человека в черном балахоне. На
беломраморном полу за ними оставался размазанный кровавый след.
- Что вы делаете?! - почти завизжал Макова.
- Просто предоставляем наглядные доказательства, - спокойно ответил
Макова. - Ни одно разумное решение, тем более в таком серьезном вопросе,
не может быть принято без рассмотрения всех возможных сторон дела. - Эмбан
указал на место перед кафедрой. - Положите свидетеля туда, друзья мои, -
сказал он, обращаясь к Кьюрику и Бериту.
- Я запрещаю это! Я протестую! - взвыл Макова.
- Протест отклоняется, - заявил Эмбан. - Поздно протестовать. Все уже
успели, я думаю, разглядеть этого человека. И мы все знаем, кто он, -
Эмбан, по обыкновению переваливаясь с ноги на ногу, подошел к трупу,
лежащему на мраморном полу у подножия кафедры. - Черты лица этого человека
недвусмысленно свидетельствуют о его происхождении, а черное одеяние лишь
подтверждает это. Братья мои! Вне всякого сомнения - это рендорец.
- Патриарх Укерский Эмбан, - бесцветным голосом проговорил Макова, -
я арестую тебя по обвинению в убийстве.
- Не будь ослом, Макова, - отозвался Эмбан. - Ты не можешь арестовать
меня, пока идет сессия Курии, и, кроме того, мы находимся в Базилике, и я
прошу убежища от гражданских властей в этих священных стенах, - он
взглянул на Кьюрика и спросил: - Действительно необходимо было лишить его
жизни?
- Да, ваша светлость, - ответил оруженосец. - Так сложилась ситуация,
но мы помолились о его заблудшей душе.
- Как и следует истинным сынам церкви, - сказал Эмбан. - Я дарую тебе
и твоему юному помощнику полное прощение и отпущение этого греха, да будет
Всевышний милостив к этому убиенному еретику, - он оглядел сидящих на
скамьях патриархов. - Теперь вернемся к вопросу об этом "пилигриме". Перед
нами рендорец, как видите, он опоясан мечом. Поскольку все рендорцы в
Эозии погрязли в зловредной эшандистской ереси, мы должны заключить, что
перед нами - последователь Эшанда. А помня историю и зная их наклонности,
можем ли мы, будучи в здравом уме, предположить, что рендорские еретики
явились в Чиреллос праздновать восхождение на трон нового Архипрелата?
Или, может быть, наш дорогой брат Макова одним махом обратил всех еретиков
с юга в истинную веру и вернул все стадо заблудших баранов, - тут Эмбан
усмехнулся собственной остроте, - в лоно святой матери церкви? Я надеюсь
услышать ответ от нашего уважаемого патриарха Кумбийского, - он выжидающе
уставился на Макову.
- Все же хорошо, что он на нашей стороне, - прошептал Улэф Тиниену.
- Да уж.
- А-а-а... - как будто разочарованно протянул Эмбан, отводя взгляд от
Кумбийского патриарха, - боюсь, я зря возлагал на его ответ столь большие
надежды. Мы все должны молить Всевышнего о прощении за то, что допускали
этой язве смердеть на непорочном теле нашей святой матери церкви. Однако,
наши сожаления и сокрушенные слезы не должны застить нам глаза перед лицом
суровой справедливости. "Пилигримы" у наших ворот - совсем не то, чем
хотят казаться, это ясно, по-моему, всем нам. Боюсь, наш возлюбленный брат
Макова жестоко обманулся. Те, кто стоят у врат Священного города - не
пилигримы, воспламененные благочестивым рвением, но орда вооруженных
разбойников, самых жестоких врагов и гонителей истиной веры, теперь
пришедших осквернить самое ее средоточие, главную нашу святыню, сердце
Церкви Господней! Не буду долго говорить о печальной участи, которая,
возможно, ждет нас с вами, братья мои, единственный всем вам совет -
поторопитесь примириться с Отцом нашим небесным, потому как, никто не
знает, какой срок положен ему на этой бренной земле. Не буду также
напоминать вам, это и без того всем известно, каким ужасным жестокостям и
унижениям подвергают эшандистские еретики духовенство, особенно высшее. По
чести сказать, братья мои, я и сам уже смирил душу свою с мыслью о гибели
в пламени, - Эмбан неожиданно усмехнулся и сложил руки на огромном животе.
- Полагаю, гореть я буду превесело.
В зале послышался смех, сдобренный, правда, изрядной долей
нервозности.
- Но не так уж важны сейчас наши судьбы, братья мои! - снова
торжественно возвысил голос Эмбан. - Главное сейчас - это судьба
священного города, судьба церкви. Боюсь, нам придется принять жестокое,
но, увы! - единственно возможное сейчас решение. Но сначала еще один
вопрос: отдадим ли мы святое сердце матери нашей еретикам на поругание,
или примем сражение?
- Сражение! - закричал один из патриархов, вскакивая на ноги. -
Сражение.
Крик в разных концах зала подхватили другие, и скоро вся Курия,
охваченная единым порывом, стояла на ногах, выкрикивая лишь одно слово:
"сражение".
Эмбан заложил руки за спину и склонил голову. Когда через некоторое
время он поднял лицо, по его щекам струились слезы. Он нарочито медленно,
оглядывая зал, повернулся, так что все, кто был там могли увидеть эти
слезы.
- Увы, братья мои! - воскликнул он надломленным голосом, - наш
священный сан не позволяет нам сбросить ризы и взять в руки меч. Мы
обречены, братья мои, и церковь обречена вместе с нами. Увы мне! Зачем Бог
послал мне такую долгую жизнь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193