-Это было нехорошо с вашей стороны. - Соня высвободила руку.
-Да я обожаю Илью Ильича, - улыбнулся Ученик. - Я просто вдруг
представил, как будто я высоко в небе и сверху смотрю на Северную
Заставу. Темный угол земли среди бескрайних болот, маленькие домишки,
убогие мечты, пьяные перебранки у чайной, и вдруг в одном из сотен
домов, в небольшой комнатке сидит человек и мечтает о далеких звездах,
о покорении пространств, о совершенных существах. Ведь он здесь
единственный хранитель человеческого огня, один в пустыне разума.
-Ладно, я не обижаюсь, - примирительно перебила Соня, показывая,
что разговор окончен.
Она уже повернулась, но Ученик сказал:
-Слышите, пахнет печным с Хлебной улицы. Знаете, мы в детстве
ходили воровать с завода ванильные пряники.
-Мы тоже ходили, - Соня усмехнулась. Упоминание о Хлебной улице
унесло ее куда-то прочь. Она отрешенно добавила: - На Хлебной улице
хорошо.
-Что? - удивился Ученик.
-Ничего, ничего, - поправилась Соня и спросила: - Что у вас там
вчера грохнуло?
Ученик не сразу понял, о чем речь, а догодавшись, сконфузился.
-Сервант.
-Ну, раз сервант, так сервант. До свидания, - она поправила
накинутый платок и ушла.
Ученик снова посмотрел на часы и, хлопнув себя по бокам, будто
опять вспомнив о каком-то неотложном деле, почти бегом сорвался с
места. Нет, определенно, у него был задуманный план, план весьма
оригинальный в местных условиях. В то время, как жители Северной
Заставы доживали остатки воскресного дня и готовились ко сну, а
некоторые давно уже спали, набираясь бодрости и терпения для
понедельника, Сергей Петрович вышел на пологий берег речки Темной.
К ночи с моря подул сырой северо-западный ветер. Низкие
бесформенные тучи закрыли едва появившиеся звезды и началась оттепель.
Но снег еще не растаял и в вечерних сумерках река казалась черной
бездонной расселиной меж сереющими плоскими берегами. Вблизи, гулко
хлюпая, проплыла скрюченная коряга, сорванная где-то в верховьях.
Вопреки напору ветра она, гонимая течением, тяжело прорывалась на
свободные морские просторы. Где-то у берега заскрипел утлый плотик,
кое-как привязанный капроновым парашютным шнуром к замерзшему в грунте
куску арматуры.
Ученик поежился, поднял повыше воротник плаща и опять посмотрел на
часы. Теперь он поднял глаза от едва заметной мерцающей красной дорожки
к вершине мачты. Наступил, наверное, важный момент, потому что человек,
стоявший на пустынном берегу, вдруг напрягся и прищурил, как от яркого
света, глаза.
Сначала вспыхнула верхушка мачты. Казалось, с ее вершины начало
стекать лишнее электричество, производя в атмосфере зыбкое неверное
свечение. Через несколько мгновений с острова донеслось дружное воронье
карканье - разбуженные внезапным шумом птицы устроили там за рекой
оживленную перепалку. Тлеющее голубое пламя, вначале напоминавшее пламя
свечи, постепенно превратилось в вытянутый по вертикали прямоугольник,
рассеченный темным крестом. Низкая туча, проплывавшая в этот момент над
мачтой, осветилась искусственным светом. Ее пухлое брюхо едва-едва не
задевало белый прямоугольник. Наступила странная судорожная минута,
охватившая нелепую мачту, стаю ворон, речку Темную, всю спящую Северную
Заставу единым, скрытым пока еще для многих смыслом. Это почувствовал
даже человек, прятавшийся неподалеку в кустах, пораженный тем, как
вовремя его подопечный вышел на берег. Еще более он поразился в
следующую минуту, когда воронья стая вдруг прекратила беспорядочное
кружение и ровным косым клином ринулась в светящееся прямоугольное
пятно, будто оно было распахнутым в светлое пространство окном. Когда
стихло воронье карканье, края прямоугольника стали корежиться, потом
сомкнулись, превратившись снова в пламя свечи, которое с легким свистом
втянулось обратно в острие мачты. Вместе с пламенем с неба исчезла
толстая влажная туча, а с лица Ученика - та самая утренняя улыбка, с
которой он обмерял городскую площадь.
Откуда-то из темноты послышались голоса и топот. Вскоре на берегу
появились трое захмелевших солдат. Громко переругиваясь, они прошли,
никого не замечая, к самой воде. Послышалось деловое хлюпанье -
небольшой самодельный плот уплывал на остров...
13
Имярек вспоминает тот радостный день, когда ему принесли
радиоприемник. Новенький блестящий ящичек с непонятным прибалтийским
названием весело потрескивал в Бошкиных руках. Имярек любил информацию
о людях, быть может, он любил ее больше, чем самих людей. Информация
всегда проще самого субъекта, тем более субъектов. Хороших слов
немного, и поэтому их легко складывать и анализировать. Слова можно
разделить на группы, классы, партии. Словом работать проще. Эх, как он
чертовски выстреливал в человека - ренегат, оппортунист, гаденький
либерал, интеллигентик... И глядишь - тот уже обмяк, скукожился, в
общем, политически хирел. А рядом единомышленники, они заглядывают тебе
в рот, оттопыривая свои круглые уши, но они стреляют уже не словами,
они стреляют свинцом, как будто перед ними не люди-человеки, а
словесные понятия. Может быть, поэтому и прислушивались к его речам.
Значит, необходимо тщательно взвешивать каждое слово, каждую мысль, а
для этого нужна информация, свежая, конкретная, объективная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163