Так Соня называла огромную когорту писателей, запрудившую
книжный рынок разного рода "Корнями", "Истоками", "Родниками" и прочей
скучной дребеденью. Соня отчаянно сносила почвенников в подвал и снова
требовала нормальной литературы. В конце концов в центре поняли, что
сопротивление бесполезно, и зачислили Северную Заставу в один ряд с
другими признанными очагами культуры. К сожалению, жители Северной не
заметили столь быстрого сказочного превращения своего города, и добрые
слова новоиспеченного читаталя были первым признанием заслуг Софьи
Ильинишны Пригожиной.
С этого дня старший кассир стал завсегдатаем библиотеки. Он бывал
почти каждый день. Часто брал книгу и читал ее прямо здесь же, в
читальном зале. В эти часы их разделяла только прозрачная стеклянная
дверь, и Соня ловила на себе его долгие взгляды, отводила глаза и сама
же потом подсматривала за ним украдкой. Теперь он не казался цаплей.
Наоборот, он был строен и подтянут. Правда, он все время заикался в
разговоре с Соней. Но получалось у него это как-то естественно и не
отталкивало. Постепенно они начали говорить не только о книгах.
-Почему вы приехали к нам в эту глушь? - спосила как-то Соня.
Евгений запротестовал. По его мнению, самый захудалый городишко не
должен считать себя глушью. Глушь создают люди, а не города, говорил
он.
-Вот вы, например, Соня, вы же че-чудо какую библиотеку тут
сотворили, и в большом городе не сыскать такой...
-А, вы как мой папа, - перебила Соня, - он надеется, что
когда-нибудь здесь и вправду случится чудо и наша Северная Застава
превратися в какой-нибудь мировой центр.
-Нет, сэ-совсем не то, - опять запротестоавл Евгений. - Я совсем
не то... То есть я очень симпатизирую и уважаю Илью Ильича, но я не
согласен вовсе, что тут непременно нужно стать центром вселенной. Я бы
и не стал жить в таком центре. По мне, пусть глуше еще что-нибудь, или
на худой конец пусть все так и остается, - почти не заикаясь, окончил
Шнитке.
Соня немало подивилась тому упорству и уверенности, с какой
Евгений защищал свою точку зрения. Кроме того, она впервые за всю свою
жизнь услышала о том, что маленький захудалый городишко может быть для
кого-то местом счастливой интересной жизни.
-Но в чем же счастье тогда, по-вашему? - спросила Соня.
-Сэ-счастье? - переспросил он и, потупив прозрачные глаза,
ответил: - Сэ-счастье в любви.
Как-то они договорились сходить в музей. Всю ночь она волновалась,
под утро уснула и чуть не проспала назначенное время. Они встретились в
условленном месте, откуда дорога пролегала по неухоженному, грязному по
осени берегу речки Темной, затем налево, к центральной площади. Шлепая
по грязной дороге, они шутили и смеялись над своим нелепым походом, над
тем, как неуклюже это должно было выглядеть со стороны, с точки зрения
какого-нибудь романтически настроенного свидетеля. Евгений изредка
поддерживал за локоть спутницу, но как только надобность исчезала, он
тут же отпускал руку и стеснительно прятал в карман.
Справа несла свои пресные воды к морю диковатая речка Темная.
Противоположный берег был усеян одинокими ветлами - пустынная степь
умирала сроком на одну зиму. Они остановились на минутку, весело
разглядывая тоскливый пейзаж, и Соня сказала:
-Представляете, папа утверждает, что у нашей Темной державное
течение. Нет, он законченый фантазер.
Шнитке неопределенно качнул головой, снял с плеча фотоаппарат и
как заправский экскурсант принялся фотографировать убогое, ничем не
примечательное пространство. Потом он, смущаась, попросил Соню стать
поближе к берегу и снял ее одухотворенное лицо на фоне непрозрачной
волны.
-Может быть, еще разик, - поросил Шнитке, отходя чуть в сторону.
Ему не понравилось, что в кадр попал предмет неестественного
происхождения - загадочная стометровая вышка.
-Хватит, хватит портить на меня пленку, идемте скорее в музей,-
Соня взяла его за руку и они свернули к дворцу.
Соня с детства знала каждый уголок музея. У нее здесь были свои
личные любимые места. Случалось, она часами сиживала напротив древней
гравюры, рассматривала маленьких человечков, нарисованных на улицах и
площадях так и не построенного города, и проживала с ними яркую, так
никогда и не прожитую жизнь. Ей было весело гулять по длинным торговым
рядам среди людей и домов, в пародоксальном контрасте отчаянных
торгашей и насупившихся атлантов, изнемогающих под тяжестью балконов;
или бродить вдоль набережной под ручкой с каким-нибудь франтом,
воображая его героем их несостоявшегося времени; а то взобраться по
крутой лестнице под купол златоглавого собора и оттуда с высоты увидеть
море, до которого так и не добралась Северная Застава, но которое
прекрасно видно с этой, воображенной смелым архитектором высоты.
-А вы знаете, Евгений, в нашем городе останавливался сам
Губернатор, - сообщила Соня спутнику. - А Неточкин, так тот просто таки
жил в нашем городе, - и, заметив удивление на его лице, добавила -
некоторое время.
-Обратите внимание, Евгений, - продолжала Соня, - на всех проектах
небо над Заставой угрюмое, с тяжелыми, низко летящими облаками.
Понимаете, как верно они угадали душу нашего города? Город свинцовых
туч. Небо - это вторая крыша, и весь город оказывается огромным домом с
коридорами-улицами, комнатами-площадями, окнами-синими разрывами между
туч, там, вдали на горизонте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163